Неточные совпадения
Пассивная, рецептивная женственность в отношении государственной
власти — так характерна для русского народа и для русской
истории [Это вполне подтверждается и русской революцией, в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости.].
Русская интеллигенция не была еще призвана к
власти в
истории и потому привыкла к безответственному бойкоту всего исторического.
Дух есть свобода, но в объективации духа в
истории создавался ряд мифов, которыми укреплялся авторитет
власти.
В века новой
истории пытались рационализировать начало
власти, создав теорию социального договора.
Неточные совпадения
— Струве, в предисловии к записке Витте о земстве, пытается испугать департамент полиции своим предвидением ужасных жертв. Но мне кажется, что за этим предвидением скрыто предупреждение: глядите в оба, дураки! И хотя он там же советует «смириться пред
историей и смирить самодержавца», но ведь это надобно понимать так: скорее поделитесь с нами
властью, и мы вам поможем в драке…
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь
историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей
истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская
власть обнаружила в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Соседи позабыли об этой
истории и только изредка рассказывали наезжим гостям, как о диковинке, о помещике-покойнике, живущем в Овсецове, на глазах у
властей.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам
истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против
власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против
истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
В
истории христианства постоянно воздавалось Божье кесарю, это совершалось всякий раз, когда в духовной жизни утверждался принцип авторитета и
власти, когда совершалось принуждение и насилие.