Неточные совпадения
Идея
демократии никогда не представлялась во всей своей сложности, никогда не бралась критически.
На Западе проблема
демократии в ее отношении к проблеме личности давно уже ставится очень сложно.
Такая элементарность и упрощенность были и в нашем принятии идеи
демократии.
Для многих русских людей, привыкших к гнету и несправедливости,
демократия представлялась чем-то определенным и простым, она должна принести великие блага, должна освободить личность.
Во имя некоторой бесспорной правды
демократии, идущей на смену нашей исконной неправде, мы готовы были забыть, что религия
демократии, как она была провозглашена Руссо и как была осуществляема Робеспьером, не только не освобождает личности и не утверждает ее неотъемлемых прав, но совершенно подавляет личность и не хочет знать ее автономного бытия.
Государственный абсолютизм в
демократиях так же возможен, как в самых крайних монархиях.
Такова буржуазная
демократия с ее формальным абсолютизмом принципа народовластия.
Но и социальная
демократия Маркса также мало освобождает личность и также не считается с ее автономным бытием.
Инстинкты и навыки абсолютизма перешли и в
демократию, они господствовали во всех самых демократических революциях.
На Западе давно уже беспокоит вопрос о гарантии прав меньшинства и прав личности по отношению к абсолютным притязаниям
демократии, не ограничивающей себя абсолютными ценностями личного духа.
В
демократии есть своя правда утверждения свободной человеческой стихии, имманентной власти самого человека и человечества.
Но
демократия должна быть одухотворена, связана с духовными ценностями и целями.
Идея
демократии была осознана и формулирована в такую историческую эпоху, когда религиозное и философское сознание передовых слоев европейского человечества было выброшено на поверхность и оторвано от глубины, от духовных истоков человека.
Духовно-религиозную почву имела не
демократия, а декларация прав человека и гражданина, которая родилась из утверждения религиозной свободы совести в общинах реформации.
В России рецепция идей
демократии произошла на почве позитивистической и материалистической настроенности и сознания и была оторвана от идеалистической идеи прав человека и гражданина.
Идея
демократии в той прямолинейной и упрощенной форме, в которой она была у нас принята, породила целый ряд нравственных последствий.
Это и есть путь морального вырождения
демократии.
Я все время имею в виду не демократические программные требования и задания, которые заключают в себе некую правду и справедливость, а тот дух отвлеченной
демократии, ту особую общественную метафизику и мораль, в которой преобладает внешнее над внутренним, агитация над воспитанием, притязательность над ответственностью, количества над качествами, уравнительная механика масс над творчеством свободного духа.
Отвлеченная, ничем не ограниченная
демократия легко вступает во вражду с духом человеческим, с духовной природой личности.
И этому духу отвлеченно-формальной
демократии, всегда обращенному к внешнему, должен быть решительно противопоставлен иной дух, истинный дух человечества, дух личности и дух народа.
Демократия, как ценность, есть уже образовавшийся народный характер, выработанная личность, способная обнаружить себя в национальной жизни.
Демократия есть организованная и обнаружившаяся вовне потенция человеческой природы народа, его достигнутая способность к самоуправлению, к властвованию.
Потеря личного и национального самообладания, расковывание хаоса не только не уготовляют
демократии, но делают ее невозможной, — это всегда путь к деспотизму.
Задача образования
демократии есть задача образования национального характера.
Демократию слишком часто понимают навыворот, не ставят ее в зависимость от внутренней способности к самоуправлению, от характера народа и личности.
Толпа, масса не есть
демократия.
Демократия есть уже превращение хаотического количества в некоторое самодисциплинированное качество.
Недостатки русской
демократии унаследованы от нашего рабства, и они должны исправляться в практике самоуправления.
Тогда лишь правда
демократии, правда человеческого самоуправления, соединится с правдой духа, с духовными ценностями личности и народа.
Демократия не может быть в принципе, в идее ограничена сословными и классовыми привилегиями, внешне-общественными аристократиями, но она должна быть ограничена правами бесконечной духовной природы человеческой личности и нации, ограничена истинным подбором качеств.
Дух нации глубже
демократии и должен направлять ее.
Сила
демократии не может быть абсолютной, неограниченной властью, она ограничивается ею самой выдвинутыми качествами.
Идее
демократии чуждо противопоставлять идею самоуправляющейся нации.
В жизни государств и обществ таковы: миф монархии — о суверенитете власти монарха, миф о
демократии — о суверенитете власти народа (volonté génerale), миф коммунизма — о суверенитете власти пролетариата.
Тенденция к обоготворению кесаря есть вечная тенденция, она обнаруживается в монархии и может обнаруживаться в
демократии и коммунизме.
Но также монистична и тоталитарна
демократия Руссо и якобинцев.
Так называемых либеральных
демократий, которые соглашались признать себя нейтральными в отношении царства Духа, больше не существует, они все больше становятся диктатурами.
Тут, конечно, сказывается пережиток древнего рабства человека, которое не вполне преодолено и в
демократиях.
Демократии же держатся главным образом пропагандой и риторикой политических деятелей.
У Руссо, оптимистически смотревшего на человеческую природу, это приводит к утверждению
демократии.
Не без основания говорил Монталанбер, что
демократия враждебна свободе совести.
Слишком известно, что в
демократиях может совсем не быть настоящей свободы.
В якобинской
демократии, вдохновленной Руссо, может утверждаться принцип тоталитарного государства, самодержавие народного суверенитета.
В
демократиях капиталистических деньги и подкупленная печать могут править обществом и лишать реальной свободы, между тем как декларация прав человека и гражданина имела религиозные истоки, она родилась в утверждении свободы совести реформацией.
Ни о какой действительной
демократии при этом не может быть и речи.
В так называемых
демократиях, основанных на принципе народного суверенитета, значительную часть людей составляет народ, еще не сознающий себя свободными существами, несущими в себе достоинство свободы.
И вместе с тем свобода делает возможными
демократии.
Отрицательным в
демократиях является то, что они не столько ограничивают власть, сколько переносят ее на новый субъект.
Наименее благоприятно для свободы якобинское понимание
демократии.
Когда падают старые авторитеты, когда не верят больше в суверенитет монархий или
демократий, то создается авторитет и суверенность коллектива, но это всегда означает внутреннюю неосвобожденность человека и некоммюнотарность людей.
Неточные совпадения
— Он нигилист. [Нигилист — отрицатель (от латин. nihil — ничего); нигилизм — система взглядов, имевшая распространение в середине XIX века. В 60-е годы XIX столетия противники революционной
демократии называли нигилистами вообще всех революционно настроенных.]
А почти все они обычно начинали речи свои словами: «Мы, демократы… Мы, русская
демократия…»
— Надобно расширить круг внимания к жизни, — докторально посоветовал Клим Иванович. — Вы, жители многочисленных губерний, уездов, промысловых сел, вы — настоящая Русь… подлинные хозяева ее, вы — сила, вас миллионы. Не миллионеры, не чиновники, а именно вы должны бы править страной, вы,
демократия… Вы должны посылать в Думу не Ногайцевых, вам самим надобно идти в нее.
— Стыдно слушать! Три поколения молодежи пело эту глупую, бездарную песню. И — почему эта странная молодежь, принимая деятельное участие в политическом движении
демократии, не создала ни одной боевой песни, кроме «Нагаечки» — песни битых?
— Для меня лично корень вопроса этого, смысл его лежит в противоречии интернационализма и национализма. Вы знаете, что немецкая социал-демократия своим вотумом о кредитах на войну скомпрометировала интернациональный социализм, что Вандервельде усилил эту компрометацию и что еще раньше поведение таких социалистов, как Вивиани, Мильеран, Бриан э цетера, тоже обнаружили, как бессильна и как, в то же время, печально гибка этика социалистов. Не выяснено: эта гибкость — свойство людей или учения?