Она
верит в идеи, которые господствовали на Западе более пятидесяти лет тому назад, она все еще серьезно способна исповедовать позитивистическое миросозерцание, старую теорию социальной среды и т. п.
Неточные совпадения
Я
верю, что бессознательно славянская
идея живет
в недрах души русского народа, она существует, как инстинкт, все еще темный и не нашедший себе настоящего выражения.
Образовалось казенно-официальное славянофильство, для которого славянская
идея и славянская политика превратились
в риторическую терминологию и которому никто уже не
верит ни
в России, ни за границей.
Мы должны заставить
поверить в нас,
в силу нашей национальной воли,
в чистоту нашего национального сознания, заставить увидеть нашу «
идею», которую мы несем миру, заставить забыть и простить исторические грехи нашей власти.
Фанатика порабощает
идея,
в которую он
верит, она суживает его сознание, вытесняет очень важные человеческие состояния; он перестает внутренно владеть собой.
Неточные совпадения
После первого, страстного и мучительного сочувствия к несчастному опять страшная
идея убийства поразила ее.
В переменившемся тоне его слов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей ничего еще не было известно, ни зачем, ни как, ни для чего это было. Теперь все эти вопросы разом вспыхнули
в ее сознании. И опять она не
поверила: «Он, он убийца! Да разве это возможно?»
— И не воспитывайте меня анархистом, — анархизм воспитывается именно бессилием власти, да-с! Только гимназисты
верят, что воспитывают —
идеи. Чепуха! Церковь две тысячи лет внушает: «возлюбите друг друга», «да единомыслием исповемы» — как там она поет? Черта два — единомыслие, когда у меня дом —
в один этаж, а у соседа —
в три! — неожиданно закончил он.
— Томилину —
верю. Этот ничего от меня не требует, никуда не толкает. Устроил у себя на чердаке какое-то всесветное судилище и — доволен. Шевыряется
в книгах,
идеях и очень просто доказывает, что все на свете шито белыми нитками. Он, брат, одному учит — неверию. Тут уж — бескорыстно, а?
— У Чехова — тоже нет общей-то
идеи. У него чувство недоверия к человеку, к народу. Лесков вот
в человека
верил, а
в народ — тоже не очень. Говорил: «Дрянь славянская, навоз родной». Но он, Лесков, пронзил всю Русь. Чехов премного обязан ему.
Он понимал, что на его глазах
идея революции воплощается
в реальные формы, что, может быть, завтра же, под окнами его комнаты, люди начнут убивать друг друга, но он все-таки не хотел
верить в это, не мог допустить этого.