Цитаты со словом «мы»
И роковой смысл этого выпадения я вижу даже не в том, что он дает перевес враждебной
нам стороне.
На пепелище старой христианской Европы, истощенной, потрясенной до самых оснований собственными варварскими хаотическими стихиями, пожелает занять господствующее положение иная, чужая
нам раса, с иной верой, с чуждой нам цивилизацией.
Все
мы к этому приложили руку.
Теперь уж иная задача стоит перед
нами, да и перед всем миром.
Начнется же он с покаяния и с искупления грехов, за которые посланы
нам страшные испытания.
Мы должны будем усвоить себе некоторые западные добродетели, оставаясь русскими.
Мы должны почувствовать и в Западной Европе ту же вселенскую святыню, которой и мы сами были духовно живы, и искать единения с ней.
И если народы Запада принуждены будут, наконец, увидеть единственный лик России и признать ее призвание, то остается все еще неясным, сознаем ли
мы сами, чт́о есть Россия и к чему она призвана?
Для
нас самих Россия остается неразгаданной тайной.
Русские радикалы и русские консерваторы одинаково думали, что государство — это «они», а не «
мы».
И Россия не была бы так таинственна, если бы в ней было только то, о чем
мы сейчас говорили.
Национализм у
нас всегда производит впечатление чего-то нерусского, наносного, какой-то неметчины.
Россия, по духу своему призванная быть освободительницей народов, слишком часто бывала угнетательницей, и потому она вызывает к себе вражду и подозрительность, которые
мы теперь должны еще победить.
И здесь
мы знаем странников, свободных духом, ни к чему не прикрепленных, вечных путников, ищущих невидимого града.
Русская народная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература, и русская мысль, и жуткая судьба русских писателей, и судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все дает
нам право утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
И здесь, как и везде, в вопросе о свободе и рабстве души России, о ее странничестве и ее неподвижности,
мы сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного.
В этот решительный для русского сознания час необходимо ясно и мужественно сознать подстерегающие
нас опасности.
Война должна освободить
нас, русских, от рабского и подчиненного отношения к Германии, от нездорового, надрывного отношения к Западной Европе, как к чему-то далекому и внешнему, предмету то страстной влюбленности и мечты, то погромной ненависти и страха.
Мировая война жизненно подводит
нас к проблеме русского мессианизма.
Такая юдаизация христианства возвращает
нас от Нового Завета к Ветхому Завету.
А ныне
мы присутствуем при конце германского мессианизма, при полном исчерпании его духовных сил.
То же противоречие, которое
мы видим в национальном гении Достоевского, видим мы и в русской народной жизни, в которой всегда видны два образа.
Тут
мы с новой стороны подходим к основным противоречиям России.
Суть армии, что она всех
нас превращает в женщин, слабых, трепещущих, обнимающих воздух…» (с. 233—234).
Для Розанова не только суть армии, но и суть государственной власти в том, что она «всех
нас превращает в женщин, слабых, трепещущих, обнимающих воздух…».
Я думаю, что нынешний исторический день совершенно опрокидывает и славянофильские, и западнические платформы и обязывает
нас к творчеству нового самосознания и новой жизни.
И мучительно видеть, что
нас тянут назад, к отживающим формам сознания и жизни.
Неужели мировые события, исключительные в мировой истории, ничему
нас не научат, не приведут к рождению нового сознания и оставят нас в прежних категориях, из которых мы хотели вырваться до войны?
И ужасно, что не только Розанов, но и другие, призванные быть выразителями нашего национального сознания, тянут
нас назад и вниз, отдаются соблазну пассивности, покорности, рабству у национальной стихии, женственной религиозности.
Розанов, как и наши радикалы, безнадежно смешивает государство с правительством и думает, что государство — это всегда «они», а не «
мы».
Мундир распахнулся, — и
мы увидели сердце, которое всегда болело.
Мы давно уже говорили о русской национальной культуре, о национальном сознании, о великом призвании русского народа.
Мы, волей судьбы, выводимся в ширь всемирной истории.
Сущность кризиса, совершающегося у
нас под влиянием войны, можно формулировать так: нарождается новое сознание, обращенное к историческому, к конкретному, преодолевается сознание отвлеченное и доктринерское, исключительный социологизм и морализм нашего мышления и оценок.
Задачи исторические, всегда конкретные и сложные,
мы любили решать отвлеченно-социологически, отвлеченно-морально или отвлеченно-религиозно, т. е. упрощать их, сводить к категориям, взятым из других областей.
Мы должны раскрыть свою душу и свое сознание для конкретной и многообразной исторической действительности, обладающей своими специфическими ценностями.
Мы должны признать реальность нации и ценность национально-исторических задач.
От «
нас», а не от «них» зависит наша судьба.
Либеральный империализм являет у
нас опыт положительного, созидательного сознания, и в нем есть обращение к исторически-конкретному.
Государство в опасности — это вызывает в
нас патриотическую тревогу.
И у
нас фактически сочетается сухой, рассудочный петроградский бюрократизм со скрывающейся за властью темной, иррациональной, пьяной силой.
Реакция всегда у
нас есть оргия, лишь внешне прикрытая бюрократией, одетой в европейские сюртуки и фраки.
Это реакционное идеализирование нередко у
нас принимает форму упоенности русским бытом, теплом самой русской грязи и сопровождается враждой ко всякому восхождению.
Мы переживаем совершенно своеобразное и исключительное явление — хлыстовство самой власти.
И вражда эта получила у
нас разные формы идеологических оправданий.
У
нас же продолжают опьянять себя старым вином, перебродившим и перекисшим.
«
Мы полагаем, что настало время, когда история повелительно требует от честных и разумных русских людей, чтобы они подвергли это самобытное всестороннему изучению, безбоязненной критике.
Нам нужно бороться с азиатскими наслоениями в нашей психике».
Ни один народ не доходил до такого самоотрицания, как
мы, русские.
Неточные совпадения
Молятся вообще „слабые“ — „
мы“, вот „я“ на тротуаре…
Цитаты из русской классики со словом «мы»
Предложения со словом «мы»
- Уже сейчас мы можем видеть, как возросло влияние информационной сферы на жизнь человека.
- – Теперь мы уже можем надеяться, что морских черепах удастся спасти.
- – А ещё мы будем каждый день ходить на пляж и играть всё вместе в разные игры.
- (все предложения)
Значение слова «мы»
МЫ, нас, нам, нас, на́ми, о нас, мест. личн. 1 л. мн. ч. 1. Употребляется для обозначения группы лиц, включая говорящего. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова МЫ
Афоризмы русских писателей со словом «мы»
- Мы виновны в грехе рожденья,
Мы нарушили тишину,
Мы попрали молчанье Смерти,
Мы стонали в земном плену.
- Мы забыли бояться молнии, грома и ливня — подобно капле морской, которая не боится ведь урагана. Мы стали ничтожной и благодарной частицей этого мира.
- Пока мы живем, мы уверены, что мы — главное в жизни, что на нас все начинается и заканчивается… Очевидно, это и есть непременное условие жизни, стимул ее развития, и в этом приятном неведении прошли по лицу земли неисчеслимые поколения, пришли, были и исчезли…
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно