Неточные совпадения
«
Мир сей» не
есть космос, он
есть некосмическое состояние разобщенности и вражды, атомизация и распад живых монад космической иерархии.
И истинный путь
есть путь духовного освобождения от «
мира», освобождения духа человеческого из плена у необходимости.
Истинный путь не
есть движение вправо или влево по плоскости «
мира», но движение вверх или вглубь по линии внемирной, движение в духе, а не в «
мире».
Свобода от реакций на «
мир» и от оппортунистических приспособлений к «
миру»
есть великое завоевание духа.
Космос
есть истинно сущее, подлинное бытие, но «
мир» — призрачен, призрачна мировая данность и мировая необходимость.
Этот призрачный «
мир»
есть порождение нашего греха.
Плененность духа человеческого «
миром»
есть вина его, грех его, падение его.
Освобождение от «
мира» и
есть освобождение от греха, искупление вины, восхождение падшего духа.
Ибо изначальный грех и
есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости «
мира», а не в свободе Бога.
Путь освобождения от «
мира» для творчества новой жизни и
есть путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни божественной.
Рабство у «
мира», у необходимости и данности
есть не только несвобода, но и узаконение и закрепление нелюбовного, разодранного, некосмического состояния
мира.
Выход из рабства в свободу, из вражды «
мира» в космическую любовь
есть путь победы над грехом, над низшей природой.
Всякая подавленность
есть оторванность человека от подлинного
мира, утеря микрокосмичности, плен у «
мира», рабство у данности и необходимости.
Наступают времена в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не
есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и
мира,
мира подлинного в свободе от «
мира» призрачного.
Их рабство у «
мира»
есть погруженность в себя.
Свобода от «
мира»
есть соединение с подлинным
миром — космосом.
Но в более глубоком смысле вся новая история с ее рационализмом, позитивизмом, научностью
была ночной, а не дневной эпохой — в ней померкло солнце
мира, погас высший свет, все освещение
было искусственным и посредственным.
«
Мир»
есть зло, он безбожен и не Богом сотворен.
«
Мир сей»
есть плен у зла, выпадение из божественной жизни, «
мир» должен
быть побежден.
Но «
мир сей»
есть лишь один из моментов внутреннего божественного процесса творчества космоса, движения в Троичности Божества, рождения в Боге Человека.
Но к злу, к «
миру сему», к рабству и распаду при этом может
быть беспощадное отношение.
Космический, подлинный
мир есть преодоление «
мира», свобода от «
мира», победа над «
миром».
Поэтому,
будучи монистом и имманентистом в последней глубине мистического опыта, веря в божественность
мира, во внутреннюю божественность мирового процесса, в небесность всего земного, в божественность лика человеческого, я в пути утверждаю расщепление, дуализм свободы и необходимости, Бога, божественной жизни и «
мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного.
Все в
мире должно
быть имманентно вознесено на крест.
И весь «
мир»
есть мой путь.
Наука
есть специфическая реакция человеческого духа на
мир, и из анализа природы науки и научного отношения к
миру должно стать ясно, что навязывание научности другим отношениям человека к
миру есть рабская зависимость духа.
Наука и
есть усовершенствованное орудие приспособления к данному
миру, к навязанной необходимости.
И в ограниченной логике
есть верная реакция на ограниченное состояние данного
мира.
Необходимость в мышлении
есть лишь его самосохранение в приспособлении к необходимости
мира.
Необходимость
мира должна
быть опознана, и для этого должна
быть выработана соответствующая необходимость в мышлении.
По своей сущности и по своей задаче философия никогда не
была приспособлением к необходимости, никогда подлинные, призванные философы не
были послушны мировой данности, ибо философы искали премудрой истины, превышающей данный
мир.
Философия
есть принципиально иного качества реакция на
мир, чем наука, она из другого рождается и к другому направляется.
И если бы
мир был дан исключительно материальным, то философия не обязана
была бы
быть материалистической.
Наше познание — выражаясь образно —
есть постоянное вживание в основание
мира» (с. 84).].
Философия
есть искусство познания в свободе через творчество идей, противящихся мировой данности и необходимости и проникающих в запредельную сущность
мира.
Для поддержания жизни в этом
мире философия никогда не
была необходима, подобно науке, — она необходима
была для выхода за пределы данного
мира.
История философского самосознания и
есть арена борьбы двух устремлений человеческого духа — к свободе и к необходимости, к творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного
мира и к науке согласовать себя с данным
миром.
Но субъективная по внешности и не научная философия может
быть гораздо более истинной, прорвавшейся к смыслу
мира философией, чем философия по внешности объективная и наукообразная.
В действительности интуиция
есть симпатическое вживание, вникновение в
мир, в существо
мира и потому предполагает соборность.
Наука о ценностях
есть в конце концов один из видов метафизики сущего, метафизики смысла
мира, и всего менее научной.
Восприятие
мира как ценности или как смысла, по существу, не
есть научное восприятие
мира, это творческий акт, а не приспособление к необходимости.
И Бергсон и Джемс как будто бы не видят, что понятия дискурсивной, рационалистической мысли
суть приспособления к данному состоянию
мира, а не творчество.
У Бергсона и Джемса весь данный нам, не подлинный
мир есть как бы создание науки и логических понятий, преследующих цели прагматически-корыстные.
Есть ли творческая подвижность реального, в которую, по Бергсону, проникает метафизическая интуиция, сама действительность
мира?
Можно подумать, что неподвижный
мир необходимости для Бергсона создается лишь научными понятиями,
есть лишь полезное приспособление научного познания.
Научные понятия — экономически самое полезное и логически самое верное проникновение в
мир необходимости, а метафизическая интуиция
есть уже проникновение в
мир иной, лежащий за пределами всего данного, и постижение данного
мира лишь как частного и болезненного состояния иного
мира.
А познание
есть жизнь и динамика в бытии, в познании цветет
мир.
Для Федорова философия должна перестать
быть пассивным созерцанием, она должна стать активным действием в
мире.
Философское познание не может
быть лишь пассивным, послушным отражением бытия,
мира, действительности — оно должно
быть активным, творческим преодолением действительности и преображением
мира.
В творческом познавательном акте философии
есть порыв к иному бытию, иному
миру,
есть дерзновение на запредельную тайну.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в
мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Средь
мира дольного // Для сердца вольного //
Есть два пути.
— Коли всем
миром велено: // «Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да
быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли
мир // (Сказал я,
миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину // В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»