Неточные совпадения
Человек, целиком еще пребывающий в
религиозных эпохах
закона и искупления, не сознает свободы своей творческой природы, он хочет творить по
закону и для искупления, ищет творчества как послушания.
Мир знает лишь
религиозные эпохи ветхозаветного
закона и новозаветного искупления.
В
религиозные эпохи
закона и искупления нравственная сторона человеческой природы должна была преобладать над стороной эстетической и познавательной.
Ницше стоит на мировом перевале к
религиозной эпохе творчества, но не в силах осознать неразрывной связи религии творчества с религией искупления и религией
закона, не знает он, что религия едина и что в творчестве человека раскрывается тот же Бог, Единый и Троичный, что и в
законе и в искуплении.
До конца времен не осуществится вполне
закон и не завершится искупление, но
религиозная эпоха творчества будет существовать с неисключенным
законом и неотмененным искуплением.
Мировой переход к
религиозной эпохе творчества не может быть изменой
закону и искуплению.
Критическая гносеология лишь отражала творческое бессилие человека в
религиозные эпохи
закона и искупления.
В
религиозные эпохи
закона и искупления была закрыта
религиозная проблема творчества.
Именно христианское сознание учит о даровой благодати и этим глубоко отличается от
религиозного сознания Индии, которое учит о
законе Кармы, не желающем знать ни о чем благодатно-даровом.
Закон Кармы и бесконечная эволюция перевоплощений, о которой учит
религиозное сознание Индии, и есть необходимость смерти и рождения, связанная с грехом сексуальности.
И все-таки семья, как и всякий
закон, имеет то же
религиозное оправдание и смысл, что и государство.
Каноническое искусство никогда не было творчеством в
религиозном смысле этого слова; оно принадлежит дотворческой эпохе, оно еще в
законе и искуплении.
Творчество по существу своему выходит из
религиозной эпохи
закона и искупления, из Ветхого и Нового Завета.
В первом случае мораль
закона сохраняет свой
религиозный смысл.
В хаотическом бунте нет ничего творческого, он всегда есть
религиозная реакция и подлежит изобличению
закона.
И ныне не изжит до конца
закон и не совершилось еще искупление греха, хотя мир вступает в новую
религиозную эпоху.
И в эпоху
закона мир предчувствовал новые
религиозные эпохи: не только пророческое сознание Ветхого Завета, но и трепетание мировой души в язычестве ждали явления Христа-Искупителя.
Перед жителями стоял выбор: оставаться на местах и восстановить с страшными усилиями все с такими трудами заведенное и так легко и бессмысленно уничтоженное, ожидая всякую минуту повторения того же, или, противно
религиозному закону и чувству отвращения и презрения к русским, покориться им.
У тех был хоть внешний
религиозный закон, из-за исполнения которого они могли не видеть своих обязанностей по отношению своих близких, да и обязанности-то эти были тогда еще неясно указаны; в наше же время, во-первых, нет такого религиозного закона, который освобождал бы людей от их обязанностей к близким, всем без различия (я не считаю тех грубых и глупых людей, которые думают еще и теперь, что таинства или разрешение папы могут разрешать их грехи); напротив, тот евангельский закон, который в том или другом виде мы все исповедуем, прямо указывает на эти обязанности, и кроме того эти самые обязанности, которые тогда в туманных выражениях были высказаны только некоторыми пророками, теперь уже так ясно высказаны, что стали такими труизмами, что их повторяют гимназисты и фельетонисты.
Только пойми всякий человек, что он не только не имеет никакого права, но и возможности устраивать жизнь других людей, что дело каждого устраивать, блюсти только свою жизнь, соответственно тому высшему
религиозному закону, который открыт ему, и само собой уничтожится то мучительное, несоответственное требованиям нашей души и всё ухудшающееся и ухудшающееся зверское устройство жизни так называемых христианских народов.
Неточные совпадения
Теперь Алексей Александрович намерен был требовать: во-первых, чтобы составлена была новая комиссия, которой поручено бы было исследовать на месте состояние инородцев; во-вторых, если окажется, что положение инородцев действительно таково, каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных, то чтобы была назначена еще другая новая ученая комиссия для исследования причин этого безотрадного положения инородцев с точек зрения: а) политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д) материальной и е)
религиозной; в-третьих, чтобы были затребованы от враждебного министерства сведения о тех мерах, которые были в последнее десятилетие приняты этим министерством для предотвращения тех невыгодных условий, в которых ныне находятся инородцы, и в-четвертых, наконец, чтобы было потребовано от министерства объяснение о том, почему оно, как видно из доставленных в комитет сведений за №№ 17015 и 18308, от 5 декабря 1863 года и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и органического
закона, т…, ст. 18, и примечание в статье 36.
Но слова о ничтожестве человека пред грозной силой природы, пред
законом смерти не портили настроение Самгина, он знал, что эти слова меньше всего мешают жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он знал, что Артур Шопенгауэр, прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть основа
религиозного настроения, умер в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия о мире, как «призраке мозга», является «лучшим созданием XIX века».
Угадывая
законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти
законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ в вечность и к бессмертию всем
религиозным и философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими опытами, и вечность, и бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние миры и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на
религиозные надежды и стремления «отживших» людей.
За границей теперь как будто и не бьют совсем, нравы, что ли, очистились, али уж
законы такие устроились, что человек человека как будто уж и не смеет посечь, но зато они вознаградили себя другим и тоже чисто национальным, как и у нас, и до того национальным, что у нас оно как будто и невозможно, хотя, впрочем, кажется, и у нас прививается, особенно со времени
религиозного движения в нашем высшем обществе.
Но и этого мало, он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный
закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему,
религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении.