Неточные совпадения
Человек сознает свое величие и мощь и свое ничтожество и слабость, свою царственную свободу и свою рабскую зависимость, сознает себя образом и подобием Божьим и каплей в море
природной необходимости.
Почти с равной силой аргументации защищают философы первородную свободу
человека и совершенный детерминизм, вводящий
человека в роковую цепь
природной необходимости.
Человек — одно из явлений этого мира, одна из вещей в
природном круговороте вещей; и
человек выходит из этого мира как образ и подобие абсолютного бытия и превышает все вещи порядка природы.
Высшее самосознание
человека необъяснимо из
природного мира и остается тайной для этого мира.
Природный мир не в силах был бы перерасти себя в высшем самосознании
человека — в
природных силах «мира сего» не заложено никакой возможности такого самосознания.
Но познание себя частью
природного мира есть вторичный фактор человеческого сознания — первично дан себе
человек и переживает себя
человек как факт внеприродный, внемирный.
Человек, всечеловек, носитель абсолютной человечности, пришедший в сознание после обморока своего в
природном мире, после падения своего в
природную необходимость, сознает свою бесконечную природу, которая не может быть удовлетворена и насыщена временными осуществлениями.
Факт бытия
человека и факт его самосознания есть могучее и единственное опровержение той кажущейся истины, что
природный мир — единственный и окончательный.
Человек по существу своему есть уже разрыв в
природном мире, он не вмещается в нем.
Так же должны остановиться ученые рационалисты и перед фактом самосознания
человека, ибо самосознание это трансцендентно
природному миру и не объяснимо из него.
Наука с полным правом познает
человека лишь как часть
природного мира и упирается в двойственность человеческого самосознания как свой предел.
Философская антропология ни в каком смысле и ни в какой степени не зависит от антропологии научной, ибо
человек для нее не
природный объект, а сверхприродный субъект.
Философская антропология целиком покоится на высшем, прорывающемся за грани
природного мира самосознании
человека.
Эта философия была в большей или меньшей степени подавлена зависимым положением
человека в
природном мире.
В мистике освобождается
человек от подавленности
природным миром.
Та философия, которая видит в
человеке лишь частное явление
природного мира, всего менее видит в
человеке космос, малую вселенную.
И та лишь философия в силах прозреть космос в
человеке, которая видит, что
человек превышает все явления
природного мира и являет собой верховный центр бытия.
Падение
человека и последовавшая за ним утеря царственной свободы и погружение в низшие сферы необходимости лишили
человека его места в природе и поставили его в рабскую зависимость от низших сфер
природной иерархии.
Человек, омертвивший и механизировавший природу своим падением и порабощением, встретил отовсюду сопротивление этого мертвого механизма природы и попал в неволю к
природной необходимости.
Сопротивление и власть мертвенно-окаменелых частей природы, окончательно погруженных в материальную необходимость низших ступеней
природной иерархии, есть источник горя и нужды
человека, сверженного царя природы.
Человек становится частью
природного мира, одним из явлений природы, подчиненным
природной необходимости.
«Мир сей», мир
природной необходимости пал от падения
человека, и
человек должен отречься от соблазнов «мира сего», преодолеть «мир», чтобы вернуть себе царственное положение в мире.
Человек должен освободиться от низших ступеней
природной иерархии, должен стыдиться своей рабской зависимости от того, что ниже его и что должно от него зависеть.
Так принудила наука землю и
человека к скромности, понизила их
природное самочувствие.
В
природном мире
человек не занимает исключительного положения.
Огромные стихии
природного мира, всюду возрастающие в плохую бесконечность, — дурная множественность солнечных миров и дурная множественность микроорганизмов, или, по новейшим гипотезам, супра-миров и инфра-миров, лишают
человека его царственного и исключительного самосознания.
Как исключительно
природное существо,
человек — не центр вселенной и не царь вселенной, он один из многих и принужден бороться за свое положение с бесконечно многими существами и силами, тоже претендующими на возвышение.
Но крушение натуралистического антропоцентризма, наивно прикреплявшего значение
человека к
природному миру, не есть еще гибель высшего самосознания
человека как микрокосма, как центра и царя вселенной.
Человек не только
природное существо, но и сверхприродное существо, существо божественного происхождения и божественного предназначения, существо, хотя и живущее в «мире сем», но «не от мира сего».
Само это ограниченное состояние
природного мира, столь экономически описываемое Коперником, Лайеллем и Дарвином, порождено падением
человека, перемещением иерархического центра вселенной.
Приниженное положение, которое занял
человек в данном состоянии
природного мира и данной планетной системе, ничего не говорит против его центрального положения в бытии, против той абсолютной истины, что
человек есть точка пересечения всех планов бытия.
И земля пала вместе с
человеком, вошла в круговорот
природной необходимости.
Что ценность и значение земли и
человека превышают весь
природный мир, истина эта и должна быть скрыта для науки, приспособленной лишь к мировой данности и необходимости.
Лишь мистически открывается, почему
человек занял подчиненное положение в
природном мире, в Солнечной системе.
Логос — Абсолютный Солнечный
Человек, возвращающий
человеку и земле их абсолютное центральное положение, утерянное в
природном мире.
В
человеке есть
природная божественность, в нем скрыто натурально-божественное начало.
Оправдательные документы были утеряны после падения
человека в порядке
природной необходимости.
Падший
человек, превратившийся в
природное существо, скованное необходимостью, бессилен освободить себя из плена и рабства, вернуться к божественным своим истокам.
Через мужское
человек причастен Логосу; через женское —
природной душе мира.
Человек остается сам с собой, со своими ограниченными человеческими силами, связанный лишь с
природной необходимостью.
Человек должен был быть отпущен на свободу в
природный мир, и человеческая жизнь должна была быть секуляризирована.
Человек как необходимая часть
природного мира захотел свободы и самостоятельности, субъективно и произвольно поставил себя целью в природе.
Гуманизм и есть идеология
природного, зависимого
человека.
Гуманизм послушен факту рабства
человека у
природного мира.
Но в этом
природном мире гуманизм хочет как можно свободнее и самостоятельнее устроить
человека и дать ему как можно больше счастья.
Но гуманизм не знает
человека как образа и подобия Божьего, ибо не хочет знать Бога, не знает
человека как свободного духа, ибо он во власти
природной необходимости.
Гуманизм познает
человека лишь как
природный объект и не знает
человека как сверхприродного субъекта.
Гуманизм с роковой неизбежностью приводит в XIX веке к позитивизму, к принудительному водворению
человека на ограниченную территорию данного
природного мира.
Или
человек — образ и подобие Абсолютного Божественного Бытия — тогда он свободный дух, царь и центр космоса; или
человек — образ и подобие данного
природного мира — тогда нет
человека, а есть лишь одно из преходящих явлений природы.
Нужно выбирать: или свобода
человека в Боге, или необходимость преходящего явления в
природном мире.
Всеобщее, мысль, идея — начало, из которого текут все частности, единственная нить Ариадны, — теряется у специалистов, упущена из вида за подробностями; они видят страшную опасность: факты, явления, видоизменения, случаи давят со всех сторон; они чувствуют
природный человеку ужас заблудиться в многоразличии всякой всячины, ничем не сшитой; они так положительны, что не могут утешаться, как дилетанты, каким-нибудь общим местом, и в отчаянии, теряя единую, великую цель науки, ставят границей стремления Orientierung [ориентацию (нем.).].
Неточные совпадения
Это
люди, как и все другие, с тою только оговоркою, что
природные их свойства обросли массой наносных атомов, за которою почти ничего не видно.
— Ежели есть на свете клеветники, тати, [Тать — вор.] злодеи и душегубцы (о чем и в указах неотступно публикуется), — продолжал градоначальник, — то с чего же тебе, Ионке, на ум взбрело, чтоб им не быть? и кто тебе такую власть дал, чтобы всех сих
людей от
природных их званий отставить и зауряд с добродетельными
людьми в некоторое смеха достойное место, тобою «раем» продерзостно именуемое, включить?
Я знал красавиц недоступных, // Холодных, чистых, как зима, // Неумолимых, неподкупных, // Непостижимых для ума; // Дивился я их спеси модной, // Их добродетели
природной, // И, признаюсь, от них бежал, // И, мнится, с ужасом читал // Над их бровями надпись ада: // Оставь надежду навсегда. // Внушать любовь для них беда, // Пугать
людей для них отрада. // Быть может, на брегах Невы // Подобных дам видали вы.
Он стал расспрашивать меня о судьбе Ивана Кузмича, которого называл кумом, и часто прерывал мою речь дополнительными вопросами и нравоучительными замечаниями, которые, если и не обличали в нем
человека сведущего в военном искусстве, то по крайней мере обнаруживали сметливость и
природный ум.
«Нет, это не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная, великая! Это само благодушие природы, ее лучшие силы, положенные прямо в готовые прочные формы. Заслуга
человека тут — почувствовать и удержать в себе эту красоту
природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне с нею.