Падший человек, превратившийся в природное существо, скованное необходимостью, бессилен освободить себя из плена и рабства, вернуться к божественным своим истокам.
В Абсолютном Человеке человеческая природа остается в высших, божественных сферах бытия, в то время как в падшем природном человеке она погружается в низшие сферы бытия, чтобы поднять
падшего человека в высшие сферы.
Неточные совпадения
Динамическим, творческим центром вселенной сотворен
человек, но в исполнении своей свободы он последовал за
падшим Ангелом, пожелавшим стать центром мира, и потерял свое царственное место, обессилил свое творчество и впал в состояние звериное.
Человек, вместо того чтобы дерзновенно определить себя как свободного творца, подчинил себя
падшему ангелу.
Но
человек и
падший не окончательно теряет свою творческую силу.
Царственное место
человека в мире укрепляется Богочеловеком и побеждается принцип
падшего ангела.
То ветхое сознание, для которого
человек должен быть лишь статической оправой Божьей славы, существом пассивным и лишенным знания, отражало на себе подавленность
падшим ангелом, возомнившим себя царем космоса.
Не
человек, а сам
падший ангел должен быть оправой Божьей славы.
Мистическому видению и религиозному сознанию всегда открывалось, что падение
человека сопровождалось подчинением женственной стихии, что
падший ангел действовал через женственную стихию.
Антихристологическая антропология делает
человека рабом
падшего ангела, пожелавшего иметь на земле свое обратное Христу человековоплощение.
Человек антихристова духа отобщается от тайны искупления, которая восстанавливает и подымает
падшую человеческую природу.
Как существо
падшее, порабощенное последствиям греха и попавшее во власть необходимости,
человек должен пройти через тайну искупления, должен в мистерии искупления восстановить свою богоподобную природу, вернуть себе утерянную свободу.
И в
падшем и обессиленном
человеке были творческие силы.
Богом дана была
человеку благодатная помощь Христова искупления, восстанавливающего
падшую природу
человека.
И творить
падший, грешный
человек может, лишь подчиняясь закону, лишь по норме.
Человек стал рабом своего сексуального влечения, жертвой своей
падшей раздельности.
В Абсолютном
Человеке, в новом Адаме не может быть дифференцированной,
падшей жизни пола.
Бессилие
человека искупить собственными природными силами грех, обращение к помощи Искупителя есть бессилие
падшей человеческой природы, бессилие разъединения с Богом.
Человек целиком принадлежит миру множественному, несовершенному,
падшему и не может перейти в совершенный мир Единого.
— Я пустой, ничтожный,
падший человек! Воздух, которым дышу, это вино, любовь, одним словом, жизнь я до сих пор покупал ценою лжи, праздности и малодушия. До сих пор я обманывал людей и себя, я страдал от этого, и страдания мои были дешевы и пошлы. Перед ненавистью фон Корена я робко гну спину, потому что временами сам ненавижу и презираю себя.
Главное в учении Христа это то, что он всех людей признавал братьями. Он видел в человеке брата и потому любил всякого, кто бы он ни был и какой бы он ни был. Он смотрел не на внешнее, а на внутреннее. Он не смотрел на тело, а сквозь наряды богатого и лохмотья нищего видел бессмертную душу. В самом развращенном человеке он видел то, что могло этого самого
падшего человека превратить в самого великого и святого человека, такого же великого и святого, каким был он сам.
Падший человек сохранил в себе образ Божий, как основу своего существа, и присущую ему софийность, делающую его центром мироздания, но утратил способность найти свою энтелехийную форму, осуществить в себе подобие Божие. В нем было бесповоротно нарушено равновесие именно в области богоуподобления, а поэтому и самая одаренность его становилась для него роковою и опасною (ведь и для сатаны объективное условие его падения, соблазна собственной силой заключалось в его исключительной одаренности).
Неточные совпадения
— Нет, не все! — вдруг воспламенившись, сказал Обломов, — изобрази вора,
падшую женщину, надутого глупца, да и
человека тут же не забудь.
— Изображают они вора,
падшую женщину, — говорил он, — а человека-то забывают или не умеют изобразить.
Она слыхала несколько примеров увлечений, припомнила, какой суд изрекали
люди над
падшими и как эти несчастные несли казнь почти публичных ударов. «Чем я лучше их! — думала Вера. — А Марк уверял, и Райский тоже, что за этим… „Рубиконом“ начинается другая, новая, лучшая жизнь! Да, новая, но какая „лучшая“!»
Она будет лелеять, ласкать ее, пожалуй, больше прежнего, но ласкать, как ласкают бедного идиота помешанного, обиженного природой или судьбой, или еще хуже — как
падшего, несчастного брата, которому
люди бросают милостыню сострадания!
— О, как больно здесь! — стонал он. — Вера-кошка! Вера-тряпка… слабонервная, слабосильная… из тех
падших, жалких натур, которых поражает пошлая, чувственная страсть, — обыкновенно к какому-нибудь здоровому хаму!.. Пусть так — она свободна, но как она смела ругаться над
человеком, который имел неосторожность пристраститься к ней, над братом, другом!.. — с яростью шипел он, — о, мщение, мщение!