Истребление творчества во имя добра, во имя
закона морали — страшная реакция, препятствующая исполнению Божественных предначертаний, задерживающая наступление разрешающего конца.
Неточные совпадения
Христианская
мораль была или все еще ветхозаветным
законом, изобличающим грех, подобно христианскому государству, или послушанием последствиям греха, искупительным послушанием.
Мораль —
закон послушания в отношении к Богу и
закон благоустроения в отношении к миру.
Кант и Толстой чужды подлинным тайнам христианской религии, но они яркие выразители христианской
морали как
морали закона,
морали послушания, а не творчества.
Аморализм есть лишь болезненный, нередко поверхностный симптом глубокого кризиса
морали как
закона,
морали ветхозаветно-канонической.
Мораль, подобно всякому
закону, скорее изобличала зло, чем творила высшую правду жизни.
Ныне
мораль перерастает уже
закон послушания, изобличающий зло и приспособляющийся к его условиям.
Сущность эта прежде всего в революционном переходе от сознания, для которого
мораль есть послушание серединно-общему
закону, к сознанию, для которого
мораль есть творческая задача индивидуальности.
Общеобязательная
мораль закона была лишь изобличением зла и греха и уравнением всех в зле и грехе.
Творческая
мораль не есть исполнение
закона, она есть откровение человека.
И это откровение человека в моральном творчестве — всегда индивидуально-качественное, а не серединно-общее, где-то воссоединяется с
моралью евангельской, с
моралью св. Франциска, с индивидуальной поэзией новозаветной жизни, не знающей
закона.
И в
морали можно вскрыть элементы
закона, искупления, творчества.
В первом случае
мораль закона сохраняет свой религиозный смысл.
Закон морали, закон цивилизации, закон государства и права, закон хозяйства и техники, закон семьи и закон церкви и аскезы организует жизнь, охраняет и судит, иногда калечит жизнь, но никогда не поддерживает ее благодатной силой, не просветляет и не преображает ее.
Неточные совпадения
Воображение ее уносилось даже за пределы того, что по
законам обыкновенной
морали считается дозволенным; но и тогда кровь ее по-прежнему тихо катилась в ее обаятельно-стройном и спокойном теле.
«Философия права — это попытка оправдать бесправие», — говорил он и говорил, что, признавая
законом борьбу за существование, бесполезно и лицемерно искать в жизни место религии, философии,
морали.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и
морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его
закона.
Германский студент, оканчивая курс в своем университете и отпировав с товарищами последнюю пирушку, перестает быть беспокойным буршем и входит в общество людей с уважением к их спокойствию, к их общественным
законам и к их
морали; он снимает свою корпоративную кокарду и с нею снимает с себя обязательство содержать и вносить в жизнь свою буршескую, корпоративную нравственность.
Больше того, религия, которую хотят целиком свести к
морали, в целостности своей находится выше
морали и потому свободна от нее:
мораль существует для человека в известных пределах, как
закон, но человек должен быть способен подниматься и над
моралью [Одним из наиболее ярких примеров преодоления
морали является война, поэтому так трудно морально принять и оправдать войну, и остается только религиозное ее оправдание.