Неточные совпадения
Космос есть истинно сущее, подлинное
бытие, но «
мир» — призрачен, призрачна мировая данность и мировая необходимость.
Наука по существу своему и по цели своей всегда познает
мир в аспекте необходимости, и категория необходимости — основная категория научного мышления как ориентирующего приспособления к данному состоянию
бытия.
А познание есть жизнь и динамика в
бытии, в познании цветет
мир.
Философское познание не может быть лишь пассивным, послушным отражением
бытия,
мира, действительности — оно должно быть активным, творческим преодолением действительности и преображением
мира.
В творческом познавательном акте философии есть порыв к иному
бытию, иному
миру, есть дерзновение на запредельную тайну.
Его теософия — это как бы естествознание иных планов
бытия, это как бы перенесенный в иные
миры Геккель.
Человек потому лишь силен познавать
мир, что он не только в
мире как одна из частей
мира, но и вне
мира и над
миром, превышая все вещи
мира как
бытие, равнокачественное
миру.
Человек — одно из явлений этого
мира, одна из вещей в природном круговороте вещей; и человек выходит из этого
мира как образ и подобие абсолютного
бытия и превышает все вещи порядка природы.
Факт
бытия человека и факт его самосознания есть могучее и единственное опровержение той кажущейся истины, что природный
мир — единственный и окончательный.
И та лишь философия в силах прозреть космос в человеке, которая видит, что человек превышает все явления природного
мира и являет собой верховный центр
бытия.
Бесконечный дух человека претендует на абсолютный, сверхприродный антропоцентризм, он сознает себя абсолютным центром не данной замкнутой планетной системы, а всего
бытия, всех планов
бытия, всех
миров.
Приниженное положение, которое занял человек в данном состоянии природного
мира и данной планетной системе, ничего не говорит против его центрального положения в
бытии, против той абсолютной истины, что человек есть точка пересечения всех планов
бытия.
Или человек — образ и подобие Абсолютного Божественного
Бытия — тогда он свободный дух, царь и центр космоса; или человек — образ и подобие данного природного
мира — тогда нет человека, а есть лишь одно из преходящих явлений природы.
После этого уже новое тварное, творческое
бытие является в
мире и призывается человек к исключительной активности, к созиданию той прибыли для царства Божьего, имя которой богочеловечество.
Цель творческого порыва — достижение иной жизни, иного
мира, восхождение в
бытии.
Возможна ли для человека динамика во вне, объективное обнаружение его творчества в
мире без того рокового разрыва субъекта и объекта и той роковой противоположности между творчеством и
бытием, о которых говорит критическая гносеология?
Если бы в
бытии все было несотворенным, предвечно данным, то сама идея творчества не могла бы зародиться в
мире.
Если допустить божественность
бытия, в котором совершается лишь перераспределение извечно данного, лишь истечение, то о творчестве никогда в
мире не могло бы возникнуть и вопроса.
Если
мир есть лишь эманация, истечение Божества, если в него лишь переливается божественная мощь и убавляется по мере отдаления от источника, то и в самом
мире возможно лишь истечение и переливание сил, лишь перераспределение мощи
бытия, а не прирост мощи.
Оставался закрытым другой тезис антиномии: творение
мира есть внутренний процесс расщепления и развития в Божественном
бытии.
Внебожественный
мир оказывается несубстанциальным и ничтожным, ибо лишь божественное
бытие — подлинное
бытие.
Вопрос совсем не в том, что
мир и человек внебожественны, а в том, что каждое лицо, каждое существо имеет
бытие свободное и самостоятельное.
Только персоналистическое учение о
мире, для которого всякое
бытие — личное и самобытно-субстанциальное, в силах осмыслить творчество.
Мир насквозь есть иерархия живых существ, оригинальных личностей, способных к творческому приросту
бытия.
Новое познание о творческой мощи человека и
мира может быть лишь новым
бытием.
Творчество тварных существ может быть направлено лишь к приросту творческой энергии
бытия, к росту существ и их гармонии в
мире, к созданию ими небывалых ценностей, небывалого восхождения в истине, добре и красоте, т. е. к созданию космоса и космической жизни, к плероме, к сверхмирной полноте.
Сама иерархия живых существ
мира сотворена Творцом как вечный состав
бытия.
Онтологически существует лишь один
мир, одно божественное
бытие.
Мир «сей» и есть болезнь
бытия, плен, его падшее состояние, частичная утеря им свободы и подчинение внешней необходимости.
Мир «иной» и есть здоровое
бытие, его подъем, его освобождение, его полнота.
Необходимость
мира есть колдовство, материальная принудительность
мира есть наваждение злобы, призрачное
бытие, порожденное раздором.
Творческую тайну
бытия нельзя воспринять пассивно, в атмосфере послушания отяжелевшей материальности
мира.
В глубине всякой подлинной религии и всякой подлинной мистики есть жажда преодоления «
мира» как низшего
бытия, победа над «
миром», и, следовательно, есть аскетика как путь к этому преодолению и этой победе.
Всякое оправдание «
мира» и «мирского» есть компромисс с грехом, ибо «
мир» не есть подлинное
бытие, «
мир» есть падшее
бытие, и его не должно смешивать с божественным космосом.
В историческом христианстве слишком много языческого приспособления к «
миру» и «мирскому», оно все приспособлено к физическому плану
бытия, оно недостаточно последовательно аскетично, оно еще не духовно в своем выявлении.
Творческий подъем отрывает от тяжести этого «
мира» и претворяет страсть в иное
бытие.
Но в творческом акте сгорел демонизм Леонардо, претворился в иное, в свободное от «
мира»
бытие.
Рождающаяся в творческом акте красота есть уже переход из «
мира сего» в космос, в иное
бытие, и в ней не может быть тьмы, которая была еще в грешной природе творившего.
И монашество творящих, монашество гениального
бытия потребует более радикального отречения от «
мира» и от всякого позитивного его устроения, чем старое монашество.
В гениальности же раскрывается творческая тайна
бытия, т. е. «
мир иной».
Окончательная тайна
бытия андрогинического никогда не будет вполне разгадана в пределах этого
мира.
Задание всякого творческого акта — создание иного
бытия, иной жизни, прорыв через «
мир сей» к
миру иному, от хаотически-тяжелого и уродливого
мира к свободному и прекрасному космосу.
Каноническое искусство не допускает выхода творческой энергии в
мир иной, оно задерживает ее в «
мире сем», оно допускает лишь символические знаки иного
бытия, но не допускает самой реальности иного
бытия.
Символизм — вечное в искусстве, ибо всякое подлинное искусство есть путь к новому
бытию, мост к иному
миру.
Эстетизм хотел быть всем, быть другой жизнью, он переливался за границы искусства, он жаждал претворения
бытия в искусство, отрешения от
бытия, жертвы жизнью этого
мира во имя красоты.
Теургия — искусство, творящее иной
мир, иное
бытие, иную жизнь, красоту как сущее.
Доныне, в дотворческие мировые эпохи всякая общественность была послушанием, несением бремени «
мира», последствием проклятия книги
бытия, а не творчеством.
У Плотина впервые в европейской религиозной философии нашло себе гениальное выражение негативное, отрешенное понимание Единого, Божества, — мистика, до конца очищенная от
мира и от всякого
бытия.
Теософия хочет довоспитать и доразвить человека до сознания и чувствования иных планов
бытия, незаметно принудить человека ко включению в обиход своего сознания и своей жизни иных
миров.
Религия любви еще грядет в
мир, это религия безмерной свободы Духа [В. Несмелов в своей книге о св. Григории Нисском пишет: «Отцы и учители церкви первых трех веков ясно говорили только о личном
бытии Св.