Неточные совпадения
Для Гуссерля «наука
есть название абсолютных и вневременных
ценностей» (с. 47).
Ценность научных законов природы прежде всего
была в практической ориентировке в природе, в овладении ею ее же средствами, т. е. через приспособление.
Наука о
ценностях есть в конце концов один из видов метафизики сущего, метафизики смысла мира, и всего менее научной.
Если гносеология
есть наука о
ценностях, то принцип критицизма требует предварительной гносеологии этой науки о
ценностях, т. е. гносеологии гносеологии.
[ «Форма формы формы может
быть также названа формой формы, но уже «
ценности» (нем.).] Geltung в том случае лишь
было бы последним, пресекающим дурной ряд ad infitum, если бы то
была не логическая категория, а творческий акт целостного духа.
Познание
ценностей, т. е. того, что находится за пределами мировой данности, навязанной действительности,
есть дело философии как творческого искусства, а не как науки, и потому не требует логики познания
ценностей.
Восприятие мира как
ценности или как смысла, по существу, не
есть научное восприятие мира, это творческий акт, а не приспособление к необходимости.
Сама истина противится миру, каков он
есть, каким он дан, иначе она не
была бы
ценностью, смыслом, иначе не жил бы в ней Логос.
Что
ценность и значение земли и человека превышают весь природный мир, истина эта и должна
быть скрыта для науки, приспособленной лишь к мировой данности и необходимости.
В позитивизме исчезает та правда гуманизма Возрождения, которая связана
была с возрождением античности как человеческой
ценности.
Творческие
ценности не нужны для спасения от гибели, могут
быть даже вредны — в страшный час смерти лучше забыть о них.
Быть во всей полноте своего бытия не значит творить, творить значит отрекаться от бытия во имя объективации, во имя создания
ценностей, превышающих бытие.
В объективированной культуре со всеми ее
ценностями нельзя уже найти той жизни, которая
была в субъективном духе.
Творческий акт
будет созидать новое бытие, а не
ценности дифференцированной культуры, в творческом акте не
будет умирать жизнь.
Творчество тварных существ может
быть направлено лишь к приросту творческой энергии бытия, к росту существ и их гармонии в мире, к созданию ими небывалых
ценностей, небывалого восхождения в истине, добре и красоте, т. е. к созданию космоса и космической жизни, к плероме, к сверхмирной полноте.
Индивидуальность
есть все-таки подлинная реальность и
ценность, индивидуальность может переживать в своем пути состояния одиночества, кризиса, она может перерасти старые формы единения.
Но не может
быть демонично великое творение, творческая
ценность и породивший ее творческий экстаз.
Когда наступает мертвое отчаяние прийти к новой жизни через покаяние, когда тьма внутри достигла последнего сгущения и сосредоточения, тогда покаяние теряет свою
ценность и само должно
быть преодолено.
В моральном сознании нового человечества
есть творческие
ценности, которые не
были раскрыты в христианской морали.
Есть мораль слабости и мораль силы; мораль сострадания, блага людей, альтруизма и мораль
ценностей, творческого повышения; мораль рабьей обиды и мораль свободной вины; мораль аристократического благородства духа и мораль духа рабски-плебейского.
Но жертва в христианстве никогда не
есть жертва во имя благополучия людей, во имя добродетелей буржуазных, а — жертва во имя Бога и во имя
ценностей творческих,
ценностей восхождения.
Христианская мораль
есть мораль
ценностей, творческого повышения жизни, а не мораль благополучия людей, не альтруистически-распределительная мораль.
Аристократическая (в метафизическом, а не социальном смысле слова) мораль
есть мораль
ценности, качества, индивидуальности, творчества.
Всякое понижение
ценности, качества, индивидуальности, творчества во имя средне-общего, количественного, во имя благополучия, устроения и распределения
есть грех перед Богом и перед божественным в человеке.
Аристократизм — морально-революционен, демократизм — морально-консервативен. Рыцарская мораль аристократизма не может никого угнетать и порабощать — она
есть мировое служение, всегда жертвенное. Рыцарь жертвует собой и своим благом, но никогда не жертвует
ценностью, абсолютно верен
ценности.
Откровение о человеке
будет преодолением человека как высшей гуманистической
ценности,
будет откровением божественного человека.
Закон не может
быть внешне отменен для мира, лежащего во грехе, как не может
быть отменена, напр., наука и др. дотворческие культурные
ценности.
Между тем как всякое государство, всякое право, всякое хозяйство
есть благоустроение мира сего и предполагает признание буржуазных
ценностей в жизни.
Мировой кризис культуры, о котором говорится на протяжении всей этой книги,
есть вместе с тем и мировой кризис дифференцированных
ценностей политики, кризис всякой ветхой общественности.
Этот подлинный, метафизический иерархизм и аристократизм всегда
был источником всякого величия в мире, всякого повышения качеств и
ценностей человеческой жизни, всякого движения в мире.
В отличие от равенства свобода
есть положительная
ценность.
Творчество не
есть самосозидание и самосовершенствование в смысле йоги, христианской святости или толстовства, не
есть и созидание культурных
ценностей в «науках и искусствах».
Неточные совпадения
Он осторожно улыбнулся, обрадованный своим открытием, но еще не совсем убежденный в его
ценности. Однако убедить себя в этом
было уже не трудно; подумав еще несколько минут, он встал на ноги, с наслаждением потянулся, расправляя усталые мускулы, и бодро пошел домой.
— Создателем действительных культурных
ценностей всегда
был инстинкт собственности, и Маркс вовсе не отрицал этого. Все великие умы благоговели пред собственностью, как основой культуры, — возгласил доцент Пыльников, щупая правой рукою графин с водой и все размахивая левой, но уже не с бумажками в ней, а с какой-то зеленой книжкой.
—
Будучи несколько, — впрочем, весьма немного, — начитан и зная Европу, я нахожу, что в лице интеллигенции своей Россия создала нечто совершенно исключительное и огромной
ценности. Наши земские врачи, статистики, сельские учителя, писатели и вообще духовного дела люди — сокровище необыкновенное…
Здесь опускаю одно обстоятельство, о котором лучше
будет сказать впоследствии и в своем месте, но упомяну лишь о том, что обстоятельство это наиглавнейше утвердило Ламберта в убеждении о действительном существовании и, главное, о
ценности документа.
Кроме нищеты, стояло нечто безмерно серьезнейшее, — не говоря уже о том, что все еще
была надежда выиграть процесс о наследстве, затеянный уже год у Версилова с князьями Сокольскими, и Версилов мог получить в самом ближайшем будущем имение,
ценностью в семьдесят, а может и несколько более тысяч.