Безмерно печально сличение двух посланий Пушкина к Чаадаеву, между ними прошла не только их жизнь, но
целая эпоха, жизнь целого поколения, с надеждою ринувшегося вперед и грубо отброшенного назад. Пушкин-юноша говорит своему другу:
— Не то чтобы совсем не люблю, Дидя, а так, вообще… Есть люди особенные, выдающиеся, сильные, которые делают свое время, дают имя
целой эпохе, и есть люди средние, почти бесформенные.
Представляемый здесь рассказ имеет целию не столько описание каких-либо событий, сколько изображение общего характера
целой эпохи и воспроизведение понятий, верований, нравов и степени образованности русского общества во вторую половину XVI столетия.
Передо мною в его лице стояла
целая эпоха, и он был одним из ее типичнейших представителей: настоящий самородок из провинциально-помещичьего быта, без всяких заграничных влияний, полный всяких чисто российских черт антикультурного свойства, но все-таки талантом, умом и преданностью литературе, как высшему, что создала русская жизнь, поднявшийся до значительного уровня.
Неточные совпадения
Дядюшка Оскар Филипыч принадлежал к тому типу молодящихся старичков, которые постоянно улыбаются самым сладким образом, ходят маленькими шажками, в качестве старых холостяков любят дамское общество и непременно имеют какую-нибудь странность: один боится мышей, другой не выносит каких-нибудь духов, третий
целую жизнь подбирает коллекцию тросточек разных исторических
эпох и т. д.
Так называемый новый человек
эпохи, завтрашнего дня будет иметь склонность окончательно принять средства жизни за
цели жизни.
Великий писатель предшествовавшей
эпохи, в финале величайшего из произведений своих, олицетворяя всю Россию в виде скачущей к неведомой
цели удалой русской тройки, восклицает: «Ах, тройка, птица тройка, кто тебя выдумал!» — и в гордом восторге прибавляет, что пред скачущею сломя голову тройкой почтительно сторонятся все народы.
Вот если вы не согласитесь с этим последним тезисом и ответите: «Не так» или «не всегда так», то я, пожалуй, и ободрюсь духом насчет значения героя моего Алексея Федоровича. Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину
целого, а остальные люди его
эпохи — все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…
Не дивлюсь, что древний треух на Виргилия надет ломоносовским покроем; но желал бы я, чтобы Омир между нами не в ямбах явился, но в стихах, подобных его, — ексаметрах, — и Костров, хотя не стихотворец, а переводчик, сделал бы
эпоху в нашем стихосложении, ускорив шествие самой поэзии
целым поколением.