Неточные совпадения
Все
мое существование стояло под знаком тоски
по трансцендентному.
Эти связи были частью родственные, частью
по службе
моего отца в кавалергардском полку.
Дворцовый комендант, генерал-адъютант Черевин, тоже близкий Александру III, был товарищем
моего отца
по кавалергардскому полку.
Помню, что я с няней иду
по аллее сада в родовом имении
моего отца, Обухове, на берегу Днепра.
Ее муж, товарищ
моего отца
по кавалергардскому полку, был
моим крестным отцом.
В этом я, наверное, превосходил
моих товарищей
по кадетскому корпусу.
Я никогда не действовал
по рассуждению, в
моих действиях всегда было слишком много импульсивного.
Получилась созданная мною биография существа, которое представлялось мне очень реальным, во всяком случае более реальным, чем
мои товарищи
по корпусу.
Я был бунтарем не
по направлению мысли того или иного периода
моей жизни, а
по натуре.
Большим недостатком
моим как писателя было то, что, будучи писателем афористическим
по своему складу, я не выдерживал последовательно этого стиля и смешивал со стилем не афористическим.
Мою мысль трудно по-модному объяснить сведением счетов с самим собой, борьбой со своим бессознательным, она скорее была борьбой с врагом.
За разговором или спором
по какому-нибудь вопросу я склонен видеть решение судеб вселенной и
моей собственной судьбы.
Моя философия не научная, а профетическая и эсхатологическая
по своей направленности.
То, что я называю революционным закалом личности в
моей молодости,
по своим моральным и психологическим последствиям шире и глубже революционности в собственном смысле слова.
Один
мой товарищ
по ссылке, типичный представитель революционной интеллигенции, сказал мне: «Неизвестно, что у вас будет на вершине вашей башни, которую вы хотите строить над человеческими жилищами, может быть, это красота».
Я заметил, что он мне систематически задает непонятные вопросы, как я себя чувствую
по утрам, каков сон, какова
моя реакция на то или иное, и тому подобное.
Один из
моих товарищей
по ссылке, как я слышал, стал в разгар революции комиссаром Севера, известным своей жестокостью и кровожадностью.
Но из
моих товарищей
по ссылке ставший впоследствии большевиком А., недавно еще бывший советским консулом в Париже, производил впечатление очень добродушное.
По поводу
моей статьи князь С. Трубецкой сказал, что не согласился бы участвовать в сборнике, если бы знал, что там будет такая ницшеанская статья.
Я себя чувствовал относительно лучше среди социал-демократов, но они не могли мне простить
моей «реакционной»,
по их мнению, устремленности к духу и к трансцендентному.
Мать
моя была полуфранцуженка,
по воспитанию и складу своему более француженка, чем русская.
В самом начале 18 года я написал книгу «Философия неравенства», которую не люблю, считаю во многом несправедливой и которая не выражает по-настоящему
моей мысли.
В течение всех пяти лет
моей жизни в России советской у нас в доме в Малом Власьевском переулке собирались
по вторникам (не помню точно), читались доклады, происходили собеседования.
Эта фраза была сказана
по поводу
моего доклада, в котором я высказал мысль, что в основание человеческого общения должна быть положена евангельская категория ближнего.
Журнал не был
моего направления, это было бы неосуществимо
по самому заданию журнала, и для этого не существовало группы вполне единомыслящих со мной людей.
На
мой счет,
по обыкновению, очень ошибались.
Во встречах и общении русских православных кругов с западными христианскими кругами, по-моему, происходила настоящая мистификация, и в ней, без всякого желания с
моей стороны, я сыграл большую роль.
Я принадлежу к сравнительно редким людям, для которых всякий иностранец такой же человек, как и
мой соотечественник, все люди равны, и в своем отношении к ним я не делаю никакого различия
по национальностям.
И тем не менее
моя универсальная
по своему духу мысль, наиболее ценимая на Западе, заключает в себе русскую проблематику, она родилась в русской душе.
Моя же книга «Истоки и смысл русского коммунизма», которая никогда не была напечатана по-русски, но была напечатана по-французски, по-английски, по-немецки и по-испански, очень заинтересовала Л. Блюма, и он отнесся к ней с большим сочувствием, несмотря на разницу наших миросозерцаний.
Всю
мою жизнь я тосковал
по разговору о самом главном, о последнем, преодолевающем дистанцию и условность, означающем экзистенциальное событие.
Иногда хотелось поговорить
по душе о самом главном, и вдруг мной овладевал пафос дистанции, побеждала
моя скрытность и я делался условен, как француз.
Из книг другого типа: «Судьба человека в современном мире», которая гораздо лучше формулирует
мою философию истории современности, чем «Новое средневековье», и «Источники и смысл русского коммунизма», для которой должен был много перечитать
по русской истории XIX века, и «Русская идея».
Эти книги лучше выражают
мое философское миросозерцание, чем прежние книги, из которых я по-настоящему ценю лишь «Смысл творчества» и «Смысл истории».
Мое философское миросозерцание чрезвычайно централизовано, и в нем все части связаны между собой, вернее, в нем нет частей, но вместе с тем оно интуитивно
по происхождению и афористично
по форме.
По классификации Дильтейя — натурализм, идеализм объективный и идеализм свободы, —
моя мысль принадлежит к типу идеализма свободы.
Так, например, во мне совмещается духовная революционность с большой ролью привычки в
моей жизни, анархизм
по чувству и убеждению с любовью к установившемуся порядку в своей жизни.
Моя жизнь
по обычному счету времени приходит к концу.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).
По неопытности, ей-богу
по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи
мои; это такой народ, что на жизнь
мою готовы покуситься.
Хлестаков. Оробели? А в
моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость.
По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми
моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки
по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Слесарша. Да мужу-то
моему приказал забрить лоб в солдаты, и очередь-то на нас не припадала, мошенник такой! да и
по закону нельзя: он женатый.
Унтер-офицерша.
По ошибке, отец
мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали: два дни сидеть не могла.