Неточные совпадения
Я даже
стал «почтенным» человеком, что мне кажется совсем
не соответствующим моей беззаконной и возмутившейся природе.
Я мало интересовался тем, что обо мне пишут, часто даже
не читал
статей о себе.
Под философским призванием я понимал совсем
не то, что я специализируюсь на какой-то дисциплине знания, напишу диссертацию,
стану профессором.
Свобода
не должна
стать снятием ответственности за ближних.
Рано почувствовав призвание философа, я никогда
не имел желания идти академическим путем,
стать почтенным профессором, писать философские диссертации и исследования, далекие от жизненной борьбы.
Я
не раз задавал себе вопрос, что побудило меня
стать марксистом, хотя и
не ортодоксальным и свободомыслящим?
Я
не мог примкнуть к социалистам-народникам или социалистам-революционерам, как они
стали именоваться.
Я его, конечно, никогда
не встречал, когда он
стал редактором «Известий».
По поводу моей
статьи князь С. Трубецкой сказал, что
не согласился бы участвовать в сборнике, если бы знал, что там будет такая ницшеанская
статья.
В ней
не слово
становилось плотью, а плоть словом.
Если бы я во что бы то ни
стало стоял за наименование, то я бы ему ответил: «Твой критерий формально верный, но ошибка твоя в утверждении, что православие это ты, православие это
не ты, а я».
Святой Серафим Саровский
стал излюбленным святым, и у него хотели увидеть и то, чего у него
не было.
Я
стал христианином
не потому, что перестал верить в человека, в его достоинство и высшее назначение, в его творческую свободу, а потому, что искал более глубокого и прочного обоснования этой веры.
В те годы обращенность к старцам была более характерна для интеллигенции, которая хотела
стать по-настоящему православной, чем для традиционно-бытовых православных, которые никогда от церковного православия
не отходили.
У меня было такое впечатление, что он сводил счеты за то, что, соглашаясь с глазу на глаз,
не будучи согласен, он отыгрывался в ругательных
статьях.
Меня беспокоила и интересовала более всего тема, как из небытия возникает бытие, как
не существовавшее
становится существующим.
Я
не люблю себя перечитывать,
не люблю даже читать цитат из себя в
статьях, написанных обо мне.
Возникновение на Западе фашизма, который
стал возможен только благодаря русскому коммунизму, которого
не было бы без Ленина, подтвердило многие мои мысли.
Я сделал духовное усилие
стать выше борьбы сторон, очиститься от страстей, увидеть
не только ложь, но и правду коммунизма.
Как редактор, я был довольно терпим, печатал нередко
статьи, с которыми
не был согласен, хотя
не считаю себя особенно терпимым человеком.
В этом я ближе всего к Достоевскому и готов
стать не только на сторону Ивана Карамазова, но и подпольного человека.
В этих соблазнах я никогда
не мог
стать вполне самим собой.
В парижских кафе, которые
стали опасным местом, я вообще никогда
не бывал и в прошлом.
Сейчас я пишу
статьи по разным актуальным вопросам,
статьи не по политике, а по философии политики, но внутренне я живу замыслом философской книги.
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, //
Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться
не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня, бедную, обижает.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки
не стало.
То, что он теперь, искупив пред мужем свою вину, должен был отказаться от нее и никогда
не становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в его сердце; но он не мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее любви, не мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им были тогда и которые во всей своей прелести преследовали его теперь.
Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владыкавказ. Избавлю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не изображают, особенно для тех, которые там не были, и от статистических замечаний, которые решительно никто читать
не станет.
Неточные совпадения
Да, если б в Пензе я
не покутил,
стало бы денег доехать домой.
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы
не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему смотреть на тебя? И с какой
стати ему смотреть на тебя?
Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе
не будет времени думать об этом. И как можно и с какой
стати себя обременять этакими обещаниями?
Сам Ермил, // Покончивши с рекрутчиной, //
Стал тосковать, печалиться, //
Не пьет,
не ест: тем кончилось, // Что в деннике с веревкою // Застал его отец.
Да тут беда подсунулась: // Абрам Гордеич Ситников, // Господский управляющий, //
Стал крепко докучать: // «Ты писаная кралечка, // Ты наливная ягодка…» // — Отстань, бесстыдник! ягодка, // Да бору
не того! — // Укланяла золовушку, // Сама нейду на барщину, // Так в избу прикатит! // В сарае, в риге спрячуся — // Свекровь оттуда вытащит: // «Эй,
не шути с огнем!» // — Гони его, родимая, // По шее! — «А
не хочешь ты // Солдаткой быть?» Я к дедушке: // «Что делать? Научи!»