Неточные совпадения
Автор вспоминает о других
людях и событиях и
говорит больше всего о себе.
Но одно я сознательно исключаю, я буду мало
говорить о
людях, отношение с которыми имело наибольшее значение для моей личной жизни и моего духовного пути.
Я отнюдь не застенчивый
человек, и я всегда
говорил и действовал уверенно, если это не касалось деловой, «практической» стороны жизни, где я всегда себя чувствовал беспомощным.
Я старался не слушать, когда
говорили о конкуренции между
людьми.
Мне гораздо легче было
говорить в обществе, среди множества
людей.
Это
говорю я,
человек совершенно чуждый всякой схоластике, школьности, всякой высушенной теории, уж скорее Фауст, чем Вагнер.
«Несчастье
человека, —
говорит Карлейль в Sartor resartus [«Трудолюбивый крестьянин» (лат.).], — происходит от его величия; от того, что в нем есть Бесконечное, от того, что ему не удается окончательно похоронить себя в конечном».
Когда Пеги сказал ее, в 1900 году, он
говорил не как воинствующий социолог, а как Пеги-человек обо всей своей жизни.
Неприятие любой земной тирании влечет его к Богу; при условии, однако, что этот Бог — тоже свободолюбец и вольнодумец, почти анархист: «Спасение, которое не было бы свободным и не исходило бы от
человека свободного, ничего не сказало бы нам», —
говорит Бог — Пеги в «Невинных святых» (фр.).
Мне не раз приходится
говорить в этой книге, что во мне есть как бы два
человека, два лица, два элемента, которые могут производить впечатление полярно противоположных.
Леонардо да Винчи
говорит, что половые органы так уродливы, что род человеческий прекратился бы, если бы
люди не впадали в состояние одержимости (не помню точно выражения, но таков смысл).
Я
говорил уже, что философские мысли мне приходили в голову в условиях, которые могут показаться не соответствующими, в кинематографе, при чтении романа, при разговоре с
людьми, ничего философского в себе не заключающем, при чтении газеты, при прогулке в лесу.
Аристотель
говорит в своей, во многих отношениях замечательной, «Политике»: «
Человек есть естественно животное политическое, предназначенное к жизни в обществе, и тот, кто по своей природе не является частью какого-либо государства, есть существо деградированное или превосходящее
человека».
Мережковские всегда претендовали
говорить от некоего «мы» и хотели вовлечь в это «мы»
людей, которые с ними близко соприкасались.
Во времена моей марксистской молодости один довольно культурный марксист немецкой формации мне
говорил с укором, что, в сущности, я
человек религиозный, что у меня есть потребность в оправдании смысла жизни и в вечности.
Я мог
говорить о войне, о политике, об обыденной жизни так, как будто бы я верил, подобно многим
людям, в первичную, подлинную реальность всего этого.
Молодые
люди, во всем склонные видеть явления оккультного характера,
говорили то, что она скрылась на Западе, в католическом монастыре, связанном с розенкрейцерами, то, что она покончила с собой, потому что была осуждена Штейнером за плохое исполнение его поручений.
Мне
говорили, что были и бессмертники-сатанисты, это те, которые верили лишь в собственную бессмертность, всех же остальных
людей считали обреченными на смерть.
Наблюдая над творческим процессом в самом себе, я иногда поражался несходством с тем, что мне
говорили о себе другие
люди.
Я
говорил уже, что весь план моей книги «О назначении
человека», которая, может быть, самая систематическая из моих книг, мне вдруг пришел в голову, когда я сидел в балете Дягилева, не имевшего никакой связи с темой книги.
Я твердо решил ничего не
говорить о
людях.
Когда у французов бывает
человек, которого они называют cher ami [Дорогой друг (фр.).], и он уходит, то ему
говорят «à bientôt, cher ami» [До скорой встречи, дорогой друг (фр.).], надеясь, что он придет не раньше чем через год.
За это мне прощали «гностические», как любили
говорить, уклоны моей религиозной философии, мои недостаточно ортодоксальные мысли о свободе и творчестве
человека.
Поэтому в нашем разговоре я был более активен, я
говорил больше, чем Жид, и, вероятно, произвел на него впечатление
человека наступательного.
Русские очень легко задевают личность другого
человека,
говорят вещи обидные, бывают неделикатны, имеют мало уважения к тайне всякой личности.
Горький опыт убедил меня, что
люди вообще плохо понимают друг друга и плохо вслушиваются в то, что
говорят друг другу.
Это открытие очень преувеличили и признали почти законом, что в своей мысли и своем творчестве
человек всегда скрывает себя и что нужно думать о нем обратное тому, что он сам о себе
говорит.
Он до крайности преувеличивает свои грехи, называя себя убийцей, вором, прелюбодеем и прочее, но этим он
говорит отвлеченно о предельных грехах
человека вообще, а не о своих конкретных, может быть, мелких грехах.
Он
говорит о себе некрасивые, дурные вещи, в этом за ним последовал Жид, но он все-таки считает себя по природе добрым, хорошим
человеком, как и вообще
человека, и упоен собой.
Сейчас более, чем когда-либо, я чувствую себя
человеком, выпавшим из-под власти общего, общеобязательного, как любят
говорить Кирхегардт и Шестов.
Неточные совпадения
Подозвавши Власа, Петр Иванович и спроси его потихоньку: «Кто,
говорит, этот молодой
человек?» — а Влас и отвечает на это: «Это», —
говорит…
Ляпкин-Тяпкин, судья,
человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину.
Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо
говорил.
Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный
человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Добчинский. Молодой, молодой
человек; лет двадцати трех; а
говорит совсем так, как старик: «Извольте,
говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я,
говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что в комнате,
говорит, немножко темно».
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он
говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.