Неточные совпадения
Великий Инквизитор у Достоевского упрекает Христа в том, что, возложив на
людей бремя свободы, Он не
жалеет их.
Это есть моральная антиномия, непреодолимая в нашем мировом эоне: нужно сострадать человеческим страданиям,
жалеть все живущее и нужно принимать страдание, которое вызывается борьбой за достоинство, за качества, за свободу
человека.
— Адский пейзаж с черненькими фигурами недожаренных грешников. Железные горы, а на них жалкая трава, как зеленая ржавчина. Знаешь, я все более не люблю природу, — заключила она свой отчет, улыбаясь и подчеркнув слово «природа» брезгливой гримасой. — Эти горы, воды, рыбы — все это удивительно тяжело и глупо. И — заставляет
жалеть людей. А я — не умею жалеть.
Ничего я от вас не хочу, а желаю, чтобы необъятная ширь ваших стремлений не мешала вам, любя человечество,
жалеть людей, которые вас окружают, и быть к ним поснисходительнее.
— Только, — говорит, — жалость — это очень обманное чувство:
пожалеет человек, и кажется ему, что он уже сделал всё, что может и что надобно, да, пожалев, и успокоится, а всё вокруг лежит недвижно, как лежало, — и на том же боку. Кладбищенское это чувство жалость, оно достойно мёртвых, живым же обидно и вредно.
Неточные совпадения
Жалеть —
жалей умеючи, // На мерочку господскую // Крестьянина не мерь! // Не белоручки нежные, // А
люди мы великие // В работе и в гульбе!..
Г-жа Простакова. Без наук
люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не
жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
— Митюхе (так презрительно назвал мужик дворника), Константин Дмитрич, как не выручить! Этот нажмет, да свое выберет. Он хрестьянина не
пожалеет. А дядя Фоканыч (так он звал старика Платона) разве станет драть шкуру с
человека? Где в долг, где и спустит. Ан и не доберет. Тоже
человеком.
Отчаяние его еще усиливалось сознанием, что он был совершенно одинок со своим горем. Не только в Петербурге у него не было ни одного
человека, кому бы он мог высказать всё, что испытывал, кто бы
пожалел его не как высшего чиновника, не как члена общества, но просто как страдающего
человека; но и нигде у него не было такого
человека.
— Не потеря того, чего нет теперь, не это, — продолжал Алексей Александрович. — Я не
жалею. Но я не могу не стыдиться пред
людьми за то положение, в котором нахожусь. Это дурно, но я не могу, я не могу.