— Евгений, — продолжал Василий Иванович и опустился на колени перед Базаровым, хотя тот не раскрывал глаз и не мог его видеть. — Евгений, тебе теперь лучше; ты, бог даст, выздоровеешь; но воспользуйся этим временем, утешь нас с матерью, исполни
долг христианина! Каково-то мне это тебе говорить, это ужасно; но еще ужаснее… ведь навек, Евгений… ты подумай, каково-то…
— Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son âme… Ah! c’est terrible, les devoirs d’un chrétien… [Подумайте, дело идет о спасении его души! Ах! это ужасно,
долг христианина…]
Неточные совпадения
Шинкарка никаким образом не решалась ему верить в
долг; он хотел было дожидаться, авось-либо придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все дворяне оставались дома и, как честные
христиане, ели кутью посреди своих домашних.
«Во имя короля и Sant’ officio! // Сим объявляется всем
христианам, // Что дон Жуан, маркезе де Маранья, // От церкви отлучается Христовой // И вне законов ныне состоит. // Все для него убежища закрыты, // Не исключая божьих храмов. Всем, // Кому его известно пребыванье, // Вменяется в священный
долг о нем // Немедленно начальству донести. // К кому ж он обратится, тот его // Обязан выдать в руки местной власти, // Под спасеньем вечного проклятья, — // Таков над ним церковный приговор». // Барабанный бой.
Продолжая свои рассуждения и замечая сам, что, «однако, приведенное доказательство слабо», Правдомыслов выражает наконец без обиняков следующую мысль: «Но
долг наш, как
христиан и как сограждан, велит имети поверенность и почтение к установленным для нашего блага правительствам, и не поносить их такими поступками и несправедливыми жалобами, коих, право, я еще не видал, чтоб с умысла случались».
Брат
Христиан, как странно и как ново // Мне речь твоя звучит! Не думал я, // Чтоб можно было полюбить кого, // Не знаючи иль не видав. Но правда // Мне слышится в твоих словах, и вместе // В них будто что-то чуется родное; // И хорошо с тобой мне,
Христиан, // Так хорошо, как будто после
долгой // Разлуки я на родину вернулся. // И Ксенья вот задумалась, смотри!
Он ничего не сделал необыкновенного; но читатель убежден, что если потребует
долг, Кузьма Петрович поступит с полным самоотвержением, и что нет такого геройского подвига, которого бы он не совершил не задумавшись; одним словом: это русский человек —
христианин, который делает великие дела, не удивляясь себе, а думая, что так следует поступать, что так поступит всякий, что иначе и поступить нельзя… и только русский человек —
христианин, каким был Загоскин, мог написать такой роман.