Неточные совпадения
Есть, прежде
всего, дневник, который автор вел из года
в год, изо дня
в день.
В ней не
все правда,
в ней есть и творчество поэта.
И настоящее осмысливание заключается
в том, чтобы понять
все происшедшее с миром как происшедшее со мной.
Мне пришлось жить
в эпоху катастрофическую и для моей родины, и для
всего мира.
Главы книги я распределил не строго хронологически, как
в обычных автобиографиях, а по темам и проблемам, мучившим меня
всю жизнь.
Хотел бы я, чтобы память победила забвение
в отношении ко
всему ценному
в жизни.
Марсель Пруст, посвятивший
все свое творчество проблеме времени, говорит
в завершительной своей книге Le temps retrouvé: «J’avais trop expérimenté l’impossibilité d’atteindre dans la réalité ce qui était au fond moi-même» [«Я никогда не достигал
в реальности того, что было
в глубине меня» (фр.).].
Человек — микрокосм и заключает
в себе
все.
Все мои предки были генералы и георгиевские кавалеры,
все начали службу
в кавалергардском полку.
Но я чувствовал себя родившимся
в лесу и более
всего любил лес.
В той части русской армии, где находился мой дед, были убиты
все начальствовавшие, начиная с генерала.
При
всех добрых качествах моего отца, я
в его характере замечал самодурство.
Я
всего раз
в жизни, еще юношей, был там проездом из Германии.
У отца моего происходил перелом миросозерцания, он
все более проникался либеральными взглядами, порывал с традициями и часто вступал
в конфликт с окружающим обществом.
Я очень много читал
в течение
всей моей жизни и очень разнообразно.
И у меня была антипатия к военным и
всему военному, я
всю жизнь приходил
в плохое настроение, когда на улице встречал военного.
Думая о физическом труде и тренировке тела, я на опыте подтверждаю для себя глубокое убеждение, что человек есть микрокосм, потенциальная величина, что
в нем
все заложено.
Этим как будто бы исчерпались
все мои возможности физического труда, и
всю жизнь я был неумелым
в этой области.
Это выражалось и
в том, что я любил устраивать свою комнату и выделять ее из
всей квартиры, не выносил никаких посягательств на мои вещи.
Она меня
всю жизнь мучила, например,
в отношении к еде.
Входя
в гостиную, я видел
всех и
все, малейший дефект бросался мне
в глаза.
Это могут объяснить ущербностью моей природы, безразличием ко многому, прежде
всего безразличием к успехам
в жизни.
Я прежде
всего должен признать
в себе очень большую силу воображения.
Тут слишком много от гордости, равнодушия, изолированности, чуждости
всему, жизни
в мечте.
Мне легко было выражать свою эмоциональную жизнь лишь
в отношении к животным, на них изливал я
весь запас своей нежности.
Я больше
всего любил философию, но не отдался исключительно философии; я не любил «жизни» и много сил отдал «жизни», больше других философов; я не любил социальной стороны жизни и всегда
в нее вмешивался; я имел аскетические вкусы и не шел аскетическим путем; был исключительно жалостлив и мало делал, чтобы ее реализовать.
Чуждость и общность — вот главное
в человеческом существовании, вокруг этого вращается и
вся религиозная жизнь человека.
Прежде
всего, я убежден
в том, что воображение еcть один из путей прорыва из этого мира
в мир иной.
Меня притягивает всегда и во
всем трансцендентное, другое, выходящее за грани и пределы, заключающее
в себе тайну.
Я нашел
в библиотеке отца «Критику чистого разума» Канта и «Философию духа» Гегеля (третья часть «Энциклопедии»),
Все это способствовало образованию во мне своего субъективного мира, который я противополагал миру объективному.
Но я затрудняюсь выразить
всю напряженность своего чувства «я» и своего мира
в этом «я», не нахожу для этого слов.
Я ничего не мог узнать, погружаясь
в объект, я узнаю
все, лишь погружаясь
в субъект.
Может быть более бросались во мне
в глаза черты сангвинического темперамента — мне легко бросалась кровь
в голову, у меня была необыкновенно быстрая реакция на
все, я был подвержен припадкам вспыльчивости.
В мире творчества
все интереснее, значительнее, оригинальнее, глубже, чем
в действительной жизни, чем
в истории или
в мысли рефлексий и отражений.
В сущности, я
всю жизнь пишу философию свободы, стараясь ее усовершенствовать и дополнить.
Борьба за свободу, которую я вел
всю жизнь, была самым положительным и ценным
в моей жизни, но
в ней была и отрицательная сторона — разрыв, отчужденность, неслиянность, даже вражда.
Это, конечно, совсем не значит, что я не хотел учиться у других, у
всех великих учителей мысли, и что не подвергался никаким влияниям, никому ни
в чем не был обязан.
Но
все проходило через мою свободу, входило
в глубину моего «я» и из него принималось.
Когда Пеги сказал ее,
в 1900 году, он говорил не как воинствующий социолог, а как Пеги-человек обо
всей своей жизни.
Я был так же одинок
в своей аристократической любви к свободе и
в своей оценке личного начала, как
всю жизнь.
Я верил
всю жизнь, что божественная жизнь, жизнь
в Боге есть свобода, вольность, свободный полет, безвластие, анархия.
Вся ценность мысли Хомякова была
в том, что он мыслил соборность, которая была его творческим открытием,
в неотрывной связи со свободой.
Но сейчас я остро сознаю, что,
в сущности, сочувствую
всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Мой бунт был прежде
всего разрывом с объективным миром, и
в нем был момент эсхатологический.
Из Евангелия более
всего, запали
в мою душу слова «не судите, да не судимы будете» и «кто из вас безгрешен, тот пусть первый бросит
в нее камень».
Мне иногда приходило
в голову, что если я попаду
в «рай», то исключительно за то, что не склонен к осуждению,
все остальное во мне казалось не заслуживающим «рая».
Вся скорбь мира входит
в вас.
Это есть моральная антиномия, непреодолимая
в нашем мировом эоне: нужно сострадать человеческим страданиям, жалеть
все живущее и нужно принимать страдание, которое вызывается борьбой за достоинство, за качества, за свободу человека.
В ссылке
в Вологде я был единственный из ссыльных, который имел общение с сосланными туда хитровцами, которых
все боялись.
Соборность мне более
всего близка
в чувстве общей вины, ответственности
всех за
всех.
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на
всех разом, вдруг.
Вся группа должна переменить положение
в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у
всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть
весь эффект.
Анна Андреевна. Ему
всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Столько лежит всяких дел, относительно одной чистоты, починки, поправки… словом, наиумнейший человек пришел бы
в затруднение, но, благодарение богу,
все идет благополучно.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там
в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете,
в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
Осип. Да, порядок любит. Уж ему чтоб
все было
в исправности.