Неточные совпадения
Я наследую традицию славянофилов и западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского и Л.
Толстого, Вл. Соловьева и Н. Федорова.
В художественном творчестве Л.
Толстого постоянно противополагается мир лживый, условный и мир подлинный, божественная природа (князь Андрей в петербургском салоне и князь Андрей, смотрящий на поле сражения на звездное небо).
Я чувствую сходство с Л.
Толстым, отвращение к насилию, пасифизм и склонность действовать насилием, воинственность.
Толстого, с Иваном Карамазовым, Версиловым, Ставрогиным, князем Андреем и дальше с тем типом, который Достоевский назвал «скитальцем земли русской», с Чацким, Евгением Онегиным, Печориным и другими.
Также чувствовал я себя связанным с реальными людьми русской земли: с Чаадаевым, с некоторыми славянофилами, с Герценом, даже с Бакуниным и русскими нигилистами, с самим Л.
Толстым, с Вл. Соловьевым.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л.
Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
В себе самом я чувствовал конфликт элементов, родственных Л.
Толстому, с элементами, родственными Ницше.
Кстати сказать, несмотря на мою большую любовь к Л.
Толстому, я всегда относился отрицательно и враждебно к идее, положенной в основу «Анны Карениной».
Этим мне близки были герои Достоевского и Л.
Толстого, через которых я воспринял христианство.
Таковы прежде всего Л.
Толстой и Достоевский, их читал я очень рано, еще до переворота.
Из русской литературы, кроме Достоевского и Л.
Толстого, более всего мне был близок Лермонтов.
Совершенно невозможно сказать, является ли классиком или романтиком Шекспир и Гёте, Л.
Толстой и Достоевский.
Большое значение имел для меня Л.
Толстой в первоначальном моем восстании против окружающего общества.
Но вместе с тем у меня было чувство истории, которого у Л.
Толстого не было.
Но наследие Достоевского и Л.
Толстого, которых не способны были оценить старые русские критики, проблематика этих русских гениев очень чувствовалась.
К Достоевскому и Л.
Толстому возвращались.
Толстой и Достоевский», которое я читал с интересом еще до приезда в Петербург.
А. Волынский был одним из первых в защите в литературной критике философского идеализма, он хотел, чтобы критика была на высоте великой русской литературы, и прежде всего на высоте Достоевского и Л.
Толстого, и резко нападал на традиционную русскую критику, Добролюбова, Чернышевского, Писарева, которые все еще пользовались большим авторитетом в широких кругах интеллигенции.
Его книга о Л.
Толстом и Достоевском имела большое значение.
Основным в новом течении было влияние Достоевского и Л.
Толстого, отчасти Вл. Соловьева и из западных — Ницше и символистов.
Я пришел через Канта и Шопенгауэра, через Достоевского и Л.
Толстого, через Ницше и Ибсена.
Их не интересовали Достоевский, Л.
Толстой, Вл.
Он все время ругал последними словами Льва
Толстого, называя его Левкой.
Я очень почитаю Л.
Толстого, и мне это было неприятно.
Я очень любил Л.
Толстого, но не любил толстовцев.
Все они были религиозные анархисты, в этом близкие Л.
Толстому, близкие и мне.
У русских писателей, переходивших за границы искусства, у Гоголя, у Л.
Толстого, у Достоевского и многих других остро ставилась эта тема.
Западные люди должны быть поражены этим, читая русскую литературу, не только Достоевского и Л.
Толстого, но и Тургенева, Чехова.
Л.
Толстой — один из самых правдивых писателей мировой литературы, он великий правдолюбец.