Неточные совпадения
К. Аксаков даже
говорил, что русский народ специально призван понять
философию Гегеля [О роли
философии Гегеля см. у Чижевского: «Hegel in Russland».].
Высмеивая увлечение
философией Шеллинга, Герцен
говорит: «Человек, который шел гулять в Сокольники, шел для того, чтобы отдаться пантеистическому чувству своего единства с космосом».
Тургенев занимался в Берлине
философией Гегеля и по этому поводу
говорит: «Мы тогда в
философии искали всего на свете, кроме чистого мышления».
Основной идеей христианства он считал идею Богочеловечества, о чем речь будет, когда буду
говорить о русской религиозной
философии.
Унамуно
говорит, что испанская
философия — в Дон-Кихоте.
У Хомякова
философия настолько зависит от религиозного опыта как первичного, что он даже
говорит о зависимости философского познания от верования в Св.
Единственный иерарх церкви, о котором стоит упомянуть, когда
говорят о русской религиозной
философии, это — архиепископ Иннокентий [См. «Сочинения Архиепископа Иннокентия».].
Неточные совпадения
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и всякий,
говорить о
философии.
Катавасов очень любил
говорить о
философии, имея о ней понятие от естественников, никогда не занимавшихся
философией; и в Москве Левин в последнее время много спорил с ним.
Так проводили жизнь два обитателя мирного уголка, которые нежданно, как из окошка, выглянули в конце нашей поэмы, выглянули для того, чтобы отвечать скромно на обвиненье со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь
философией или приращениями на счет сумм нежно любимого ими отечества, думающих не о том, чтобы не делать дурного, а о том, чтобы только не
говорили, что они делают дурное.
Снова вспомнилось, каким индюком держался Тагильский в компании Прейса. Вероятно, и тогда уже он наметил себе путь в сенат. Грубоватый Поярков сказал ему: «Считать — нужно, однако, не забывая, что посредством бухгалтерии революцию не сделаешь». Затем он
говорил, что особенное пристрастие к цифрам обнаруживают вульгаризаторы Маркса и что Маркс не просто экономист, а основоположник научно обоснованной
философии экономики.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал
говорить о «жалких соблазнах мира сего», о «высокомерии разума», о «суемудрии науки», о позорном и смертельном торжестве плоти над духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной
философии: