Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своею деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие
тайны ордена.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность, соблюдение
тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
Неточные совпадения
— Как и всякому масону, если вы долговременным и прилежным очищением себя приуготовитесь к тому.
Орден наш можно уподобить благоустроенному воинству, где каждый по мере усердия и ревности восходит от низших к высшим степеням. Начальники знают расположение и
тайну войны, но простые воины обязаны токмо повиноваться, а потому число хранителей
тайны в нашем
ордене было всегда невелико.
Не дальше как вчера я был на рауте у
тайного советника Грызунова (кроме медалей, имеет знак отличия мужского
ордена для ношения по установлению).
Есть в России заслуженный профессор Николай Степанович такой-то,
тайный советник и кавалер; у него так много русских и иностранных
орденов, что когда ему приходится надевать их, то студенты величают его иконостасом.
Я сейчас получил письмо от князя Михайлы Семеныча, которое и имею честь предъявить вам! (Подносит держимое им в руке письмо к глазам своим и читает его.) «Любезный граф! Поздравляю вас кавалером
ордена брильянтовых знаков и с пожалованием вам аренды в пять тысяч рублей серебром и вместе с тем спешу вас уведомить, что на ваше место назначен
тайный советник Яков Васильич Карга-Короваев!»
— Ну, а для нас он только прусской службы действительный
тайный советник и кавалер! — ответил Полояров, с выразительной презрительностью наперев на свое определение Гумбольдта. — Больно уж он разные крестики да
ордена любил, чтобы быть для нас авторитетом!