Но этически и духовно социализм столь же буржуазен, как и капитализм, он не возвышается над буржуазным миросозерцанием и
чувством жизни, ему закрыты высшие ценности, и он погружен в царство мира сего, верит лишь в видимые вещи.
Печаль греков, в такой форме не свойственная древнееврейскому, библейскому
чувству жизни, связана с тем, что грекам дано было раскрывать человеческое начало, но не дано было соединять его с началом божественным.
Неточные совпадения
Ужасом пола и энергией половой полярности поражено все существо человека, его мышление и его
чувства, его творчество и его нравственное сознание не меньше, чем
жизнь его организма.
Раб из
чувства ressentiment решил быть первым в вечной
жизни.
Но страдания могут окончательно раздавить человека, озлобить его, уничтожить в нем
жизнь, убить всякое
чувство смысла
жизни.
Стремись к освобождению человеческих
чувств, но не допускай одержимости
чувствами, не допускай отпадения их от полноты
жизни, в которую входит и мышление, умная
жизнь и воля,
жизнь нравственная и отношение к Богу,
жизнь религиозная.
Именно потому, что в
жизни общества интимно-личное делается общественно регулируемым и личность должна отвечать перед обществом за
чувства и действия, в которых нет ничего социального и которые социально уловимы лишь в своих последствиях, нет области, в которую проникло бы столько лицемерия и в суждениях о которой проявлялось бы столько трусости.
И отрицание развода, которое с особенной настойчивостью проводит католическая церковь, есть одна из самых больших жестокостей в
жизни людей, принуждающих жить во лжи, в лицемерии, в насилии, в профанации самых интимных человеческих
чувств.
В пространстве и времени, не вмещающих полноты, обрекающих на разрывы и расставания, всегда в
жизни торжествует смерть, и смерть говорит о том, что смысл лежит в вечности, в полноте, что
жизнь, в которой восторжествует смысл, не будет знать разрыва и расставаний, не будет знать тления и умирания человеческих
чувств и мыслей.
Смерть человека в эпохи, которым чужда апокалиптическая настроенность, смягчается
чувством родовой
жизни и родового бессмертия, в котором выживают и сохраняются результаты его
жизни и его деяний.
Смутное сознание той ясности, в которую были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного
чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.
В этом они очень отличаются не только от Достоевского, не только от Вл. Соловьева, более связанного со стихией воздуха, чем стихией земли, но даже от К. Леонтьева, уже захваченного катастрофическим
чувством жизни.
И отчего все эти воспоминания так ясно, так отчетливо воскресают передо мной, отчего сердцу делается от них жутко, а глаза покрываются какою-то пеленой? Ужели я еще недостаточно убил в себе всякое
чувство жизни, что оно так назойливо напоминает о себе, и напоминает в такое именно время, когда одно представление о нем может поселить в сердце отчаяние, близкое к мысли о самоубийстве!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим
чувствам, не то я смертью окончу
жизнь свою».
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «
Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим
чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Никто не задавался предположениями, что идиот может успокоиться или обратиться к лучшим
чувствам и что при таком обороте
жизнь сделается возможною и даже, пожалуй, спокойною.
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое
чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня
жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Слушая столь знакомые рассказы Петрицкого в столь знакомой обстановке своей трехлетней квартиры, Вронский испытывал приятное
чувство возвращения к привычной и беззаботной петербургской
жизни.