Неточные совпадения
Человек потерял
силу познавать бытие, потерял доступ к бытию и с горя начал познавать познание.
Наука и научное предвидение обеспечивают
человека и дают ему
силу, но они же могут опустошить сознание
человека, оторвать его от бытия и бытие от него.
Теория познания, идущая от Канта, подменяет проблему
человека и его
силы познавать бытие проблемой трансцендентального сознания, гносеологического субъекта или мирового духа, божественного разума.
Вот я и спрашиваю, в чем благодатное, просветляющее действие трансцендентального сознания гносеологического субъекта или мирового духа на
человека, на живую, конкретную личность, как раскрывается
сила и прочность познания в
человеке, и притом в данном
человеке, а не в сфере внечеловеческой.
«Этика» Н. Гартмана, наиболее интересная в философской литературе нашего времени, представляется мне принципиально несостоятельной, потому что идеальные ценности у него висят в безвоздушном пространстве и нет антропологии, нет онтологии, которая объяснила бы, откуда берется у
человека свобода, откуда у него
сила для осуществления в мире ценностей.
Но ведь свобода
человека может быть понята не только как оправдание
человека добродетелями, вытекающими из его свободной воли, т. е. как возможность осуществить норму, свобода может быть понята и как творческая
сила человека, как создание ценностей.
Ответственность за зло возвышает, а не унижает тварный мир и
человека, ибо приписывает ему огромную
силу свободы, способной восстать на Творца, отделиться от него и создать собственный безбожный мир, создать ад.
Отпадение от Бога предполагает очень большую высоту
человека, высоту твари, очень большую ее свободу, большую ее
силу.
Бог-Творец сотворил
человека по своему образу и подобию, т. е. творцом, и призвал его к свободному творчеству, а не к формальному повиновению своей
силе.
Это и есть дефективность теологического мировоззрения, в
силу которой оно не может оправдать и обосновать творчество
человека.
Если
человек есть существо падшее и если пал он в
силу присущей ему изначальной свободы, то это значит, что он есть существо высокое, свободный дух.
Но теологическое учение о первородном грехе нередко принимает форму родовой теории наследственности, в
силу которой
человеку передается заразная болезнь предков.
Человеку приходится с грустью вспоминать об утерянной первобытной
силе.
Но когда
сила человека опирается на социальные орудия, она перестает быть биологически наследственной.
С точки зрения биологически-антропологической
человек не совершенствуется, он совершенствуется лишь с точки зрения возрастания
силы сознания и духа, с одной стороны, и изобретенных им социальных, технических орудий — с другой.
И лишь антропология декаданса тоскует об утерянной природной
силе и зовет
человека вернуться к первобытной природе.
Но, как я уже говорил, остается непонятным, откуда у
человека берется свобода, откуда берется
сила человека творить ценности.
Человек знает, что он существо падшее и греховное, и он знает это с особенной
силой, когда сознает себя Божьим творением и Божьей идеей.
Оно источник болезней
человека, его конфликта с сознанием, и оно же источник творчества, человеческого вдохновения, человеческой
силы воображения.
И с особенной
силой это можно видеть в творчестве моральном, в нравственных актах
человека.
Сверхсознательное духовное начало выделяет
человека из природы и как бы обездушивает природу, лишает ее демонической
силы.
Нравственное благо дается
человеку не как цель, а как внутренняя
сила, освещающая его жизнь.
Человек есть существо, действующее не по целям, а в
силу заложенной в нем творческой свободы и энергии и благодатного света, озаряющего его жизнь.
И на протяжении всей истории
человек бывал жесток в
силу нравственной эмоции и нравственного долга.
Через магию боролся
человек с враждебными
силами, в ней родилась активность
человека, наука, техника.
Эти магические элементы власти остались в
силе на протяжении всей истории, и от них не свободен
человек и доныне, несмотря на христианство, на идею нравственной ответственности и пр.
Но закон должен быть преодолен высшей
силой, от безликой власти закона мир и
человек должны быть освобождены.
Моррас —
человек дохристианского, античного сознания, он один из тех римлян, которые испугались разрушительной
силы христианства.
Человек не мог оставаться один, предоставленный своим
силам, зависимый лишь от власти безличного и бесчеловечного закона.
Человек никогда не остается совсем один и предоставленный своим
силам.
Христианство поставило
человека выше идеи добра и этим совершило величайшую революцию в истории человечества, которую христианское человечество не в
силах было вполне принять.
«Добрые дела» начинают понимать не как проявление любви к Богу и к ближнему, к живому существу, не как обнаружение благостной
силы, дающей жизнь другим существам, а как способ самоспасения и самооправдания, как путь осуществления отвлеченной идеи добра, за которое
человек получает награду в будущей жизни.
Человек сам себе не может простить греха и низости, он не в
силах забыть злого прошлого.
Человек может вынести самые страшные страдания, если он видит в них смысл,
силы человека огромны.
Благодатная
сила, исходящая от евангельского откровения, освобождает
людей от терзающего их страха, самолюбия, властолюбия, от не знающей утоления похоти жизни.
Сила, величие, гениальность творчества совсем непропорциональны степени совершенства, достигнутого
человеком.
Инстинкт в нравственной жизни
человека играет двоякую роль: он унаследован от древней природы, от
человека архаического, в нем говорит древний ужас и страх, рабство и суеверие, жестокость и звериность, и в нем же есть напоминание о рае, о древней свободе, о древней
силе человека, о древней связи его с космосом, о первобытной стихии жизни.
Человек может увеличить
силу Божью.
Человек есть существо, призванное к борьбе и к обнаружению своей творческой
силы, к завоеванию царственного места в мироздании, в природе.
И человеческая душа нисходит в грешный мир, разделяет судьбу мира и
людей, стремится помочь братьям своим, отдает им духовную энергию, накопленную в движении души вверх, в стяжании духовной
силы.
И когда душа поворачивается к природе и
людям с тираническими инстинктами, когда она хочет лишь властвовать, а не жертвенно помогать и творчески преображать, она подчиняется одному из самых темных инстинктов подсознательного и неизбежно подрывает свои творческие
силы, ибо творчество предполагает жертву и отдачу.
Но настоящий и чистый трагизм раскрывается, когда
человек освобожден; тогда и обнаруживается внутренний трагизм свободы человеческого духа, который разрешим лишь благодатной
силой Божьей.
Внутренне свободу совести невозможно уничтожить никакими
силами мира, она остается, когда
человека посадили в тюрьму и ведут на казнь.
Древнее первобытное человечество было одержимо страхом, terror anticus, страхом перед хаосом и неведомыми
силами природы, перед которыми
человек был беспомощен, страхом перед духами, перед демонами, перед богами, перед магами, перед царями, которые были магами и обладали магической властью.
Древний
человек боролся против страха при помощи магии, при помощи тотемистических верований, искал покровителей и заклинательных формул, дающих
силу над самими богами.
Человек боится магических
сил и от них ищет защиты сначала в религии, потом в науке.
Страсти греховны постольку, поскольку они нарушают внутреннюю целость и гармонию, разрушают в
человеке образ и подобие Божье, лишают
человека духовной
силы, синтезирующей всю душевную и телесную жизнь.
И от Бога
человек получает
силу, чтобы любить
человека и тварь любовью творческой и просветленной, чтобы осуществлять правду в мире.
Бога нужно любить больше, чем ближнего, чем
человека, и в любви к Богу нужно черпать
силы для любви к
человеку.
В войне, в дуэли
человек испытывает судьбу и все-таки полагается на высшую
силу.
Неточные совпадения
— Смотри, не хвастай
силою, — // Сказал мужик с одышкою, // Расслабленный, худой // (Нос вострый, как у мертвого, // Как грабли руки тощие, // Как спицы ноги длинные, // Не
человек — комар).
Что с великаном поделает // Хилый, больной
человек? // Нужны тут
силы железные, // Нужен не старческий век!
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие
люди способствовали благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и
силу, с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Дети, которые при рождении оказываются не обещающими быть твердыми в бедствиях, умерщвляются;
люди крайне престарелые и негодные для работ тоже могут быть умерщвляемы, но только в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в общей экономии наличных
сил города чувствуется излишек.
— Опасность в скачках военных, кавалерийских, есть необходимое условие скачек. Если Англия может указать в военной истории на самые блестящие кавалерийские дела, то только благодаря тому, что она исторически развивала в себе эту
силу и животных и
людей. Спорт, по моему мнению, имеет большое значение, и, как всегда, мы видим только самое поверхностное.