Если трагедия любви возникла от столкновения
ценности любви с социальными институтами, связывающими человека, с порабощающей волей родителей, с невозможностью развода, с боязнью общественного мнения и пр., то это не есть еще чистая и вечная стихия трагического.
Чистая трагедия возникает, когда люди совершенно свободны и когда происходит столкновение ценностей —
ценности любви с ценностью свободы, или творческого призвания, или высшей ценности любви к Богу и божественному совершенству, когда приходится бороться за вечный богоподобный образ человека, с которым любовь связана, но с которым она может и вступить в конфликт.
Неточные совпадения
Бог сам открывает себя нам как источник
ценностей, как бесконечную
любовь.
Любовь эротическая принадлежит к таким
ценностям.
Не страх наказания и ада, а бескорыстная и отрешенная
любовь к Богу и божественному в жизни, к правде и совершенству, к положительной
ценности должна быть признана положительным нравственным мотивом.
Всякое наслаждение, свободное от похоти и связанное с
любовью к предметной
ценности, есть воспоминание рая или предвкушение рая, и оно вырывает из оков греховности.
И вот трагизм нравственной жизни, как было уже сказано, совсем не в столкновении добра и зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного добра с другим добром, одной
ценности с другой
ценностью —
любви к Богу и
любви к человеку,
любви к отечеству и
любви к близким,
любви к науке или искусству и
любви и жалости к человеку и т. п.
Но
любовь к познанию или искусству,
любовь к отечеству или культуре имеет нравственную
ценность и должна быть признана добром, если добро понимать целостно.
Человек иногда жертвует
любовью, в которой видит величайшую
ценность и благо, во имя
ценности другого порядка, во имя сохранения особенным образом понятой свободы, во имя семейных привязанностей, во имя жалости к другим людям, страдающим от этой
любви.
Законническая этика решает вопрос очень просто: если происходит столкновение нравственного долга с
любовью, хотя бы и обладающей высшей
ценностью, то нужно пожертвовать
любовью во имя нравственного долга, если происходит столкновение
ценности чисто нравственной с творческим призванием в познании или искусстве, то нужно пожертвовать творческим призванием во имя
ценности чисто нравственной.
Религиозная
ценность сталкивается с
ценностью государственной и национальной,
любовь к живому человеку сталкивается с
любовью к творчеству и т. д.
Но возможна ли
любовь к идеям, к
ценностям, к истине, к справедливости, к красоте, к науке, к искусству и т. д.?
Жизнь моя определяется не только
любовью к живым существам, она определяется также
любовью к высшим
ценностям, к истине, к красоте, к правде, и возможен конфликт одной
любви с другой.
На почве отвлеченного идеализма неразрешим конфликт
любви к живому существу и
любви к идее,
любви к личности и
любви к идеальным
ценностям истины, правды, красоты.
Любовь к идеям, к
ценностям, к истине, к добру, к красоте есть лишь неосознанное и несовершенное выражение
любви к Богу, к божественному.
И
любовь к
ценностям, к истине, справедливости, красоте должна быть понята как выражение в мире
любви к Богу, к божественному.
В сущности, учение, которое видит смысл и
ценность брака в деторождении и продолжении рода, должно признать эрос в отношениях мужчины и женщины, от элементарных форм полового влечения до высших форм
любви, иллюзией и самообманом.
Неточные совпадения
Западный человек творит
ценности, созидает цвет культуры, у него есть самодовлеющая
любовь к
ценностям; русский человек ищет спасения, творчество
ценностей для него всегда немного подозрительно.
Всякое творчество и всякая история есть
любовь к дальнему, а не
любовь к ближнему,
любовь к
ценности, а не к благополучию.
Во всякой
любви к дали, к выси, к сверхчеловеческой
ценности есть своя жестокость.
Поэтому христианство основано на сочетании восходящего и нисходящего движения, на свободе и жалости,
любви к
ценности и качеству и
любви к ближнему,
любви к божественной высоте и
любви к страждущим внизу.
Любовь-эрос есть в каждой избирающей
любви, она есть в любви-дружбе, в
любви к родине, даже в
любви к идеальным
ценностям философии и искусства, она есть и в религиозной жизни.