Творческая этика
требует любви в каждом человеке к его творческому лику, образу и подобию Божьему в нем, т. е. к самому человеку, как к самоценности, а не только к Богу в нем, не только к добру в нем, к истине в нем, к сверхчеловеческому в нем.
Единственный «дальний», который становится «ближним», есть живой Бог, и Он
требует любви к «ближнему», соединяя в богочеловеческой жизни любовь к Богу и любовь к человеку.
Неточные совпадения
Любовь не
требует и не ждет награды, она сама уже есть награда, есть просветление и преображение бытия, есть луч райского бытия.
Любовь к ближнему, с которой неизбежно связаны жалость и сострадание,
требует облегчения страданий ближнего и даже полного освобождения его от страдания.
Мир же
требует прежде всего
любви к близким, к отцу, к матери, к жене.
Тогда она
требует отречения и жертвы всяким творческим вдохновением, хотя бы то было вдохновение
любви к ближнему, во имя отвлеченной идеи личного совершенства и богопослушания.
Живой, личный Бог не
требует себе человеческих жертвоприношений, он
требует, чтобы
любовь к Нему была вместе с тем и
любовью к людям, к ближнему, милостью к твари.
Нередко она угашала мужское творчество,
требуя идолатрии
любви, создавая тиранию
любви.
Вы ошибаетесь!.. не
требовать любви // И не выпрашивать признанья // Решилась я приехать к вам. // Забыть и стыд и страх, всё свойственное нам. // Нет, то обязанность святая: // Былая жизнь моя прошла // И жизнь уж ждет меня иная; // Но я была причиной зла, // И, свет навеки покидая, // Теперь всё прежнее загладить я пришла! // Я перенесть свой стыд готова, // Я не спасла себя… спасу другого.
Да,
требовать любви, конечно, безрассудно, // Я и не требую — мне поздно покупать // Лукавый поцелуй признаньями и лестью. // Моя душа с твоей душой // Не встретились… что делать — бог с тобой… // Позволь мне дорожить по крайней мере честью!.. // Честь, имя — вот чего я требую от вас. // Вы их толпе на поруганье дали, // Я внятно говорю… вы всё не понимали, // Поймите же меня, хотя на этот раз.
Если то, что выдается за закон божий, не
требует любви, то всё это человеческие выдумки, а не закон божий.
Неточные совпадения
— Вы ничего не сказали; положим, я ничего и не
требую, — говорил он, — но вы знаете, что не дружба мне нужна, мне возможно одно счастье в жизни, это слово, которого вы так не любите… да,
любовь…
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя
любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не
требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
Как он умел казаться новым, // Шутя невинность изумлять, // Пугать отчаяньем готовым, // Приятной лестью забавлять, // Ловить минуту умиленья, // Невинных лет предубежденья // Умом и страстью побеждать, // Невольной ласки ожидать, // Молить и
требовать признанья, // Подслушать сердца первый звук, // Преследовать
любовь и вдруг // Добиться тайного свиданья… // И после ей наедине // Давать уроки в тишине!
Я не мог надеяться на взаимность, да и не думал о ней: душа моя и без того была преисполнена счастием. Я не понимал, что за чувство
любви, наполнявшее мою душу отрадой, можно было бы
требовать еще большего счастия и желать чего-нибудь, кроме того, чтобы чувство это никогда не прекращалось. Мне и так было хорошо. Сердце билось, как голубь, кровь беспрестанно приливала к нему, и хотелось плакать.
Мери пошла к нему в шесть часов вечера. Около семи рассказчица встретила ее на дороге к Лиссу. Заплаканная и расстроенная, Мери сказала, что идет в город заложить обручальное кольцо. Она прибавила, что Меннерс соглашался дать денег, но
требовал за это
любви. Мери ничего не добилась.