Неточные совпадения
Бог-Творец сотворил
человека по своему
образу и подобию, т. е. творцом, и призвал его к свободному творчеству, а не к формальному повиновению своей силе.
Антропология христианская учит о том, что
человек есть существо, сотворенное Богом и носящее в себе
образ и подобие Божье, что
человек есть существо свободное и в своей свободе отпавшее от Бога, и что, как существо падшее и греховное, он получает от Бога благодать, возрождающую и спасающую.
Такого рода антропология совсем не раскрывает учения об
образе и подобии Божьем в
человеке и может быть источником натуралистического понимания человеческой природы.
Антропология православная мало разработана, но для нее в центре стоит учение об
образе и подобии Божьем в
человеке, т. е.
человек сотворен духовным существом.
В грехопадении богоподобная и духовная жизнь
человека не уничтожена, а лишь повреждена,
образ Божий в
человеке замутнен.
Эта антропология унижает
человека как тварь, и идея греха подавляет в ней идею образа-подобия Божьего в
человеке.
Вечным и непревзойдённым является лишь иудео-христианское учение о
человеке как о существе, сотворенном Богом и носящем
образ и подобие Творца, но и оно не раскрыло полностью и до конца учение о
человеке и не сделало всех выводов из учения христологического, осталось более ветхозаветным, чем новозаветным.
Антропология христианская должна раскрыться как учение о человеке-творце, носящем
образ и подобие Творца мира.
Но в такого рода учении о
человеке остается непонятным, каким же
образом соединяется природный
человек с разумом и идеальными ценностями.
Такого рода антропология учит о
человеке как о существе природном, а не духовном и потому не раскрывает учение об
образе и подобии Божьем в
человеке.
В основе христианской антропологии лежат две идеи: 1)
человек есть
образ и подобие Бога-Творца и 2) Бог вочеловечился, Сын Божий явился нам как богочеловек.
Как
образ и подобие Творца,
человек сам есть творец и призван к творчеству, к творческому соучастию в деле Творца.
В
человеке есть принцип свободы, изначальной, ничем и никем не детерминированной свободы, уходящей в бездну небытия, меона, свободы потенциальной, и есть принцип, определенный тем, что он есть
образ и подобие Божье, Божья идея, Божий замысел, который она может осуществить или загубить.
Личность и есть
образ и подобие Божье в
человеке, и потому она возвышается над природной жизнью.
Если бы
человек мог творить живые существа, то эти живые существа не были бы Божьим творением и не имели бы в себе
образа и подобия Божьего.
Человек есть существо рождающее и творящее потому, что он есть существо половое и разорванное, неполное и ущербное, стремящееся к полноте и цельности, к андрогинному
образу.
Научная психология и психопатология, как и социология, бессильны отстоять достоинство
человека, открыть в нем
образ и подобие Божье, они имеют дело не столько с личностью, сколько с неличным, с распадом личности, с Es (Фрейд), с Man (Гейдеггер).
Образ Божий в
человеке совершенно затемнен и закрыт, его не видно за тьмой бессознательного и за ложью сознания.
Психология христианская тоже видит в
человеке бездну тьмы, греха и зла, но она понимает источник этого и потому не отрицает
образа и подобия Божьего в
человеке.
Между тем как есть должная, Богом назначенная любовь
человека к себе как Божьей твари, любовь в себе к
образу и подобию Божьему.
Нелюбовь к себе, недостаточное почитание в себе
образа Божьего, Божьего творения, делает
человека существом раздвоенным, вечно рефлектирующим, накопляет в
человеке подпольные состояния.
Поэтому психология, открывая в
человеке бездну тьмы, противоречие и муку, должна также открывать в
человеке образ и подобие Божье и творца ценностей.
Человек и человеческое, человеческая идея и человеческий
образ имеют два истока в древнем мире, вечных истока — исток библейский и исток греческий.
Христианство открывает
образ Божий в каждом
человеке, даже злом и преступном.
И
человек, сотворенный Творцом и по его
образу и подобию, есть также творец и призван к творчеству.
Есть первичная творческая интуиция, творческий замысел художника, когда ему звучит симфония, предстоит живописный
образ или
образ поэтический, внутреннее, не выраженное еще открытие и изобретение, внутренний творческий акт любви к
человеку, тоже ни в чем еще не выраженной.
Но творчество, которое есть огненное движение из бездонной свободы, должно не только восходить, но и нисходить, и сообщать
людям и миру то, что возникло в творческом прозрении, замысле,
образе, подчиняться законам реализации продуктов, мастерства, искусства.
Гениальность
человека отображает в нем
образ Бога-Творца.
Творческая этика требует любви в каждом
человеке к его творческому лику,
образу и подобию Божьему в нем, т. е. к самому
человеку, как к самоценности, а не только к Богу в нем, не только к добру в нем, к истине в нем, к сверхчеловеческому в нем.
Жизнь, в сущности, никогда не может протекать исключительно по закону,
люди всегда воображают себе иную, лучшую, более прекрасную и свободную жизнь, воображают ее себе и реализуют возникшие
образы.
Человек иногда жертвует любовью, в которой видит величайшую ценность и благо, во имя ценности другого порядка, во имя сохранения особенным
образом понятой свободы, во имя семейных привязанностей, во имя жалости к другим
людям, страдающим от этой любви.
Совесть может быть задавлена и закрыта, искажена и извращена, но она связана с самим творением
человека, с
образом и подобием Божьим в нем.
Страсти греховны постольку, поскольку они нарушают внутреннюю целость и гармонию, разрушают в
человеке образ и подобие Божье, лишают
человека духовной силы, синтезирующей всю душевную и телесную жизнь.
И борьба с разрушительными страстями есть борьба за
образ и подобие Божье в
человеке, за гармоническую целостность, т. е. за духовность.
И вот этот фантастический мир, живущий по своему закону и не желающий знать закона Божьего, есть создание человеческой похоти, эгоцентрических страстей, в которых
человек теряет свою свободу и
образ Божий.
В то время как любовь обращена на личность
человека, на
образ Божий в нем и стремится утвердить ее для вечности, похоть знает лишь себя, она эгоцентрична и не видит никакой реальности в мире.
Даже любовь к ближнему, к
человеку, несущему в себе
образ и подобие Божье, понималась исключительно как путь самоспасения, как аскетическое упражнение в добродетели.
И вместе с тем человеческая личность потому только и существует, что в ней есть ценностное содержание, что в ней есть божественное, что она есть
образ Божий в
человеке.
Любовь есть любовь к
образу Божьему в
человеке, но во всяком
человеке есть
образ Божий, в самом падшем и греховном.
И любовь к
образу Божьему в
человеке есть любовь не только к божественному, но и к человеческому.
Не палач же, рубящий голову, который сам есть жертва, ибо от него требуют отказа от
образа и подобия Божьего в
человеке.
Отсюда вытекают субъективные права человеческой личности — свобода совести, свобода мысли, свобода творчества, достоинство всякого
человека как свободного духа, как
образа и подобия Божьего.
Та степень свободы зла, свободы греховной похоти, которая определяет жизнь буржуазно-капиталистического общества, этически не может быть терпима, как не может быть терпима на известной ступени нравственного сознания свобода зла и греховной похоти, определявшей строй, основанный на рабстве, на превращении
человека, несущего
образ и подобие Божье, в вещь, которую можно продавать и покупать.
Техника не только свидетельствует о силе и победе
человека, не только освобождает его, но она также ослабляет и порабощает
человека, она механизирует человеческую жизнь и накладывает на
человека образ и подобие машины.
Рабство
человека у пола и рода есть рабство у женской стихии, восходящей к
образу Евы.
Буржуа и есть
образ и идеал
человека, в котором социальная обыденность окончательно торжествует свою победу.
Идеальный
образ человеческой личности есть раскрытие
образа и подобия Божьего в
человеке.
Творческое призвание
человека может осуществляться в разных сферах и в разных профессиях и специальностях, но самый
образ человека-творца не есть
образ профессиональный, не есть
образ ученого или артиста, политика или инженера.
Это есть борьба не за свои эгоистические интересы, а за идеальный
образ человека-творца.
Бессмертен и вечен в
человеке не элемент душевный и не элемент телесный, сами по себе взятые, но элемент духовный, действие которого в элементе душевном и телесном и образует личность, осуществляет
образ и подобие Божье.