Неточные совпадения
И вместе с тем
закон имеет положительную миссию в
мире.
И вместе с тем этика
закона есть вечное начало, которое признает и христианский
мир, ибо в нем грех и зло не побеждены.
Социальная этика строит оптимистическое учение о силе нравственного
закона, оптимистическое учение о свободе воли, оптимистическое учение о наказании и каре злых, которой будто бы подтверждается царящая в
мире справедливость.
И настоящий трагизм этики в том, что
закон имеет свою положительную миссию в
мире.
В
мире греховном личность частью своего существа обречена жить в социальной обыденности, в которой она не только насилуется, но и охраняется
законом и правом.
Этика
закона, сама по себе взятая, интересуется добром и справедливостью, но не интересуется жизнью, человеком,
миром.
Безраздельной власти царящего над
миром закона противопоставляли или бесстрастие и покорность, или восстание и борение с Богом.
И нравственный порядок в
мире держится прежде всего религиозным страхом, который потом принимает форму нравственного
закона.
Закон необходим для грешного
мира и человечества, и его нельзя механически отменить.
Закон явился в результате греха, но он бессилен вывести человека из того
мира, в который он попал после того, как он сорвал с древа познания добра и зла, он бессилен преодолеть грех даже при совершенном его исполнении, не может спасти.
Но
закон по-прежнему обличает грех и должен быть исполнен
миром, пребывающим в грехе.
Этика
закона дорожит прежде всего царством
мира.
Поэтому христианский
мир живет двойственной, дуалистической жизнью, он живет и по
закону, и по благодати.
Но христианский
мир сумел жить и строить свое учение так, как будто бы этика евангельская и этика
закона никогда не сталкивались.
Так совершает Евангелие прорыв из морали нашего
мира,
мира падшего и основанного на различении добра и зла, к морали потусторонней, противоположной
закону этого
мира, морали райской, морали Царства Божьего.
«Добрые дела», как дела
закона, ничего общего не имеют с Евангелием и с христианским откровением, они остаются в
мире дохристианском.
И этика, мораль нашего
мира, ищет совсем не Царства Божьего, а ищет оправдания
законом.
И против этого протестовали фарисеи, носители этики
закона, этики
мира во имя чистоты.
Этими книжниками полон христианский
мир, для которого этика
закона легче и доступнее этики благодати.
Между тем как этика нашего
мира, этика
закона, этика фарисейская почитает нравственным долгом бросать в грешницу камень.
И главный аргумент, который
мир всегда приводил против Евангелия, это его неосуществимость, его противоположность самим
законам жизни.
Совершенство Отца Небесного не может быть нормой для грешного
мира, оно абсолютно, а
закон всегда относителен к греху.
Но мы живем в двух планах, под
законом и под благодатью, в порядке природном и в порядке духовном, и в этом безмерная трудность и сложность жизни христианина в
мире.
Мир же думает, что впереди идут добрые, праведные, чистые, исполнившие
закон и норму.
Но творчество, которое есть огненное движение из бездонной свободы, должно не только восходить, но и нисходить, и сообщать людям и
миру то, что возникло в творческом прозрении, замысле, образе, подчиняться
законам реализации продуктов, мастерства, искусства.
Этика
закона есть этика конечного, для нее
мир есть замкнутый порядок, из которого никуда нельзя прорваться.
Этика творчества исходит от личности, но направлена она не на личность, а на
мир, в то время как этика
закона исходит от
мира, от общества и направлена на личность.
Этика
закона запрещает человеку воображать себе лучший
мир и лучшую жизнь, она приковывает человека к данному
миру, к обыденности, социально организованной, и повсюду ставит свои запреты, свои табу.
Но этика творчества порывает с
миром обыденности и не хочет знать законнических запретов, она противопоставляет «образ» высшей жизни «
закону» данной жизни.
И парадокс в том, что
закон сковывает энергию добра, он не хочет, чтобы добро было понятно как энергия, ибо тогда
мир уходит из-под его власти.
И вот этот фантастический
мир, живущий по своему
закону и не желающий знать
закона Божьего, есть создание человеческой похоти, эгоцентрических страстей, в которых человек теряет свою свободу и образ Божий.
Мистическая, духовная церковь есть охристовленный космос, охристовленная и облагодатствованная душа
мира, и государство есть лишь ее подчиненная часть, как и все, часть, наименее охристовленная и облагодатствованная, наиболее находящаяся во власти греха и, следовательно,
закона.
Анархизм совершенно неприменим к нашему грешному
миру, который подлежит
закону, и анархическая утопия есть ложь и прельщение.
Прямолинейный абсолютизм в нравственных оценках и действиях ложен уже потому, что он забывает о существовании мировой среды, в которой находится человек, он хотел бы действовать так, как будто существует только нравственный
закон и норма, но не существует
мира.
Розанов, которого нужно признать величайшим критиком христианского лицемерия в отношении к полу, верно говорит, что в христианском
мире, т. е. в
мире христианской социальной обыденности, охраняется не брак, не семья, не содержание, не реальность, а форма, обряд бракосочетания,
закон.
Нам, живущим в греховном
мире, под его
законом, с пораженной грехом психологией, трудно это понять.
Неточные совпадения
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить
мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о
законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это
законы добра, которые явлены
миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое называют церковью.
Так я все веду речь эту не к тому, чтобы начать войну с бусурменами: мы обещали султану
мир, и нам бы великий был грех, потому что мы клялись по
закону нашему.
— Тоже не будет толку. Мужики
закона не понимают, привыкли беззаконно жить. И напрасно Ногайцев беспокоил вас, ей-богу, напрасно! Сами судите, что значит — мириться? Это значит — продажа интереса. Вы, Клим Иванович, препоручите это дело мне да куму, мы найдем средство
мира.
— Интернационализм — выдумка людей денационализированных, деклассированных. В
мире властвует
закон эволюции, отрицающий слияние неслиянного. Американец-социалист не признает негра товарищем. Кипарис не растет на севере. Бетховен невозможен в Китае. В
мире растительном и животном революции — нет.