Неточные совпадения
Поразительно, что в XIX и XX веках человек позволил убедить себя в том, что он получил свою нравственную
жизнь, свое различение между добром и злом, свою ценность целиком от
общества.
Социализация этики означает тиранию
общества и общественного мнения над духовной
жизнью личности и над свободой ее нравственной оценки.
Периодически и в истории и в
жизни индивидуальной происходит восстание дионисических сил
жизни против законов цивилизации и
общества.
То, что было сознанием в
жизни древних
обществ, установленные законы, нормы, ограничения, делается потом подсознательным и существует как атавистический инстинкт.
Этика закона, выработанная в эпоху абсолютного господства рода и
общества над личностью, терзает личность и тогда, когда уже пробудилась личная совесть и в нее перенесен центр тяжести нравственной
жизни.
Это есть господство
общества и общего с его законами и нормами над внутренней, интимно-индивидуальной и неповторимой в своем своеобразии
жизнью личности.
Этика закона не знает внутреннего человека, она регулирует
жизнь внешнего человека в его отношении к
обществу людей, она покоится на том, что я называю внешним иерархизмом в отличие от внутреннего иерархизма.
Этому в
жизни государства и
общества соответствуют жестокие наказания, казни, которым придается нравственное значение.
Жизнь человека, его свобода и право не могут исключительно зависеть от духовного состояния других людей,
общества, власти.
Жизнь человека, его свобода и право должны охраняться и в том случае, если духовное состояние других людей,
общества, власти невысокое, если оно недостаточно просветлено благодатью.
Нельзя ждать благодатного перерождения
общества, чтобы
жизнь человека стала выносимой.
Нравственная
жизнь, субъектом которой является
общество, есть уже
жизнь охлажденная,
жизнь нравов, обычаев, общественного мнения.
Конечно, и внешняя трагедия, определяющаяся социальными формами и отношениями, связана с внутренним трагизмом
жизни, ибо человек есть существо социальное и принужденное жить в
обществе.
Во внешне очень свободном политическом строе человек может быть совсем несвободен духом, может быть нивелирован, порабощен
обществу и общественному мнению, может потерять свою оригинальность и определяться в своей нравственной
жизни не изнутри, а извне.
Но бесконечная духовная
жизнь личности не может быть понята индивидуалистически, она есть также
жизнь в
обществе, в соборности, т. е. метафизически социальна, т. е. врастает в Царство Божье.
На почве идеологии буржуазно-капиталистической и социалистически-капиталистической не может быть даже поставлена внутренняя проблема труда, ибо для них не существует личности как верховной ценности; ценность личности, ее внутренней
жизни и судьбы, заслонена и задавлена ценностями хозяйственно-экономических благ, ценностями хозяйственной мощи
общества или справедливым распределением в нем хозяйственных благ.
Общество же должно стремиться к освобождению труда и созданию условий труда менее тяжелых и мучительных, должно признать право на труд, т. е. на хлеб, т. е. на
жизнь.
Отнимите от человека всякую личную власть над вещным, материальным миром, всякую личную свободу в хозяйственных актах, и вы сделаете человека рабом
общества и государства, которые отнимут от него и право свободы мысли, совести и слова, право свободы передвижения, самое право на
жизнь.
Социализм же хочет организовать и регулировать человеческое
общество, полагая, что нельзя человеческой природе предоставить в свободной игре интересов определять социальную
жизнь, ибо человеческая природа злая.
Та степень свободы зла, свободы греховной похоти, которая определяет
жизнь буржуазно-капиталистического
общества, этически не может быть терпима, как не может быть терпима на известной ступени нравственного сознания свобода зла и греховной похоти, определявшей строй, основанный на рабстве, на превращении человека, несущего образ и подобие Божье, в вещь, которую можно продавать и покупать.
Поэтому в
жизни пола происходит особенно трагический конфликт личности и
общества, фатальное столкновение личных и общественных судеб.
Именно в своих суждениях о
жизни пола люди бывают наиболее трусливы и неискренни и наиболее терроризованы
обществом.
Как факт социальный,
жизнь пола влечет за собой образование семьи, и она организуется в интересах
общества и рода и в соответствии со структурой
общества.
Жизнь личности оказывается принесенной в жертву
жизни рода и
общества.
И для церкви, как и вообще для
общества, оказывается совершенно неуловимой и непроницаемой интимная, сокровенная
жизнь личности в этом отношении.
Цель и смысл соединения мужчины и женщины лежит не в роде и не в
обществе, а в личности, в ее стремлении к полноте и к цельности
жизни, к вечности.
Такой условной, знаковой, символической моралью полна
жизнь государства,
жизнь семьи,
жизнь светского
общества.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что
жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем
обществе никогда не услышишь.
Последнее ее письмо, полученное им накануне, тем в особенности раздражило его, что в нем были намеки на то, что она готова была помогать ему для успеха в свете и на службе, а не для
жизни, которая скандализировала всё хорошее
общество.
Другое: она была не только далека от светскости, но, очевидно, имела отвращение к свету, а вместе с тем знала свет и имела все те приемы женщины хорошего
общества, без которых для Сергея Ивановича была немыслима подруга
жизни.
— Мы ведем
жизнь довольно прозаическую, — сказал он, вздохнув, — пьющие утром воду — вялы, как все больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые. Женские
общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только княгиня Лиговская с дочерью; но я с ними незнаком. Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины
общества, я стал искусен в науке
жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался.