Неточные совпадения
Огромная и трудная задача философской этики и заключается в различении
духовных и социальных элементов в нравственной
жизни.
Нравственная
жизнь вкоренена в
духовном мире, и она лишь проецируется в
жизни общества.
Это приводит нас к тому, что кроме биологического понимания
жизни есть
духовное понимание
жизни.
Духовное же понимание
жизни всегда предполагает не только человеческую, но и божественную
жизнь.
Духовная же
жизнь совсем не противоположна
жизни душевной и телесной и совсем не отрицает ее, а означает вступление их в иной план бытия, приобретение ими высшей качественности, движение к высотам, к тому, что есть сверх-жизнь, сверх-природа, сверх-бытие, сверх-Божество.
Роль воображения в
духовной и нравственной
жизни человечества безмерна.
Свобода же, сопротивляющаяся беспредельной власти закона во всех сферах
жизни, есть, наоборот, выражение закона малого числа, она прежде всего интересна для
духовной аристократии, составляющей меньшинство.
Но против власти закона над
жизнью и мыслью восстают не только
духовная «аристократия», восстают и «демократические» дионисические силы
жизни.
Жизнь человека, его свобода и право не могут исключительно зависеть от
духовного состояния других людей, общества, власти.
Жизнь человека, его свобода и право должны охраняться и в том случае, если
духовное состояние других людей, общества, власти невысокое, если оно недостаточно просветлено благодатью.
И мы стоим перед следующим парадоксом: закон не знает живой, конкретной, индивидуально неповторимой личности, не проникает в ее интимную
жизнь, но закон охраняет эту личность от посягательств и насилия со стороны других личностей, охраняет независимо от того, каково направление и
духовное состояние других личностей.
Нельзя думать о спасении своей души, это есть ложное
духовное состояние, небесный утилитаризм, думать можно только об осуществлении высших ценностей
жизни, о Царстве Божьем для всех существ, не только для людей, но и для всего мира, т. е. думать о Боге, а не о себе.
Но мы живем в двух планах, под законом и под благодатью, в порядке природном и в порядке
духовном, и в этом безмерная трудность и сложность
жизни христианина в мире.
Творчество связано с первоосновой
жизни и означает лишь известную
духовную направленность, интенцию этой первичной жизненной энергии.
Мы можем смело сказать, что любовь есть
жизнь в себе, первожизнь, что творчество есть
жизнь в себе, первожизнь, что созерцание
духовного мира есть
жизнь в себе, первожизнь.
Это тиранство проявляется и в личных отношениях, в
жизни семейной, и в
жизни общественной и государственной, и в
жизни духовной и религиозной.
Чисто
духовная и духовно-нравственная проблема
жизни возникает лишь тогда, когда человек внешне свободен.
Бороться нужно прежде всего для того, чтобы раскрыть глубину
жизни и внутренние конфликты
жизни, и освобождение приобретает чисто религиозное и нравственное,
духовное значение.
Должно наступить время в
жизни человека, когда он возьмет на себя эту тяготу, трудность, страдание, так как вступит в возраст
духовного совершеннолетия.
Высокий же дух и творческая
духовная сила должны черпаться из первоисточника
жизни, из благодатного источника.
Духовное единство истины и
жизни есть совсем иного порядка единство.
Страх есть основа греховной
жизни, и он проникает в самые высшие
духовные сферы, он заражает собой религиозную и нравственную
жизнь.
Духовная и нравственная
жизнь человека определялась страхом перед Богом и перед добром, а не священным ужасом перед Божьей тайной, не тоской по Божьей правде, не любовью к Богу и Божьему добру.
И это освобождение противоположно
духовной свободе, которая порождает трагизм
жизни и острое сознание бездны, отделяющей наш обыденный мир от мира божественного.
Страсти греховны постольку, поскольку они нарушают внутреннюю целость и гармонию, разрушают в человеке образ и подобие Божье, лишают человека
духовной силы, синтезирующей всю душевную и телесную
жизнь.
Радикальным, действительно исцеляющим может быть лишь путь
духовной победы над самолюбием, т. е. над эгоцентризмом, и обретение геоцентризма, духовно-просветленного взгляда на
жизнь.
Любовь не может быть отвлеченно-духовной, не видящей конкретно-целостную личность, любовь может быть лишь духовно-душевной, основанной на сращении
духовного и душевного начал
жизни.
Духовное начало по существу своему должно быть началом просветляющим, синтезирующим и определяющим целостность душевной
жизни.
Душевная
жизнь без
духовного начала распадается на бессвязные и лишенные смысла переживания.
Смысл
жизни для человека всегда лежит в Боге, а не в мире, в
духовном, а не в природном.
Есть два вопроса: вопрос о предупреждении войны, о борьбе за
духовный и социальный строй
жизни, при котором война будет невозможной, и вопрос об отношении личности к войне, когда она уже началась и стала роком.
Но в государстве люди не только пресекают проявления своей злой воли, в государстве люди осуществляют свои жизненные возможности, и государство стремится поставить под свой знак всю полноту
жизни, вплоть до
жизни религиозной, до
духовной культуры.
Революция всегда означает, что не было положительных творческих
духовных сил, улучшающих и возрождающих
жизнь, осуществляющих больше правды.
Революция есть кара, посылаемая людям за то, что они не обнаружили творческой
духовной силы, не творили лучшей
жизни.
Они имеют огромные
духовные последствия в
жизни народов и нередко означают религиозное возрождение.
В
жизни духовной должно утверждать максимум свободы.
Такова этическая установка вовне, в
жизни социальной, этическая же установка в глубину, в отношении к
жизни духовной, требует
духовной свободы от власти собственности над человеческой душой, аскезы в отношении к материальной собственности, преодоления греховной похоти к материальным благам, недопущения себя до рабства у мира.
Некоторая степень зла в социальной
жизни должна быть предоставлена свободе, и совершенное преодоление зла мыслимо лишь как
духовное преображение и просветление.
Техника имеет свою эсхатологию, обратную христианской, — завоевание мира и организацию
жизни без Бога и без
духовного перерождения человека.
Примат должен принадлежать
духовному началу, потом следует экономика как реальный базис
жизни и потом лишь политика, вечно служебная в отношении к экономике.
При этих условиях бракосочетание оказывается сплошь и рядом формальным обрядом, лишенным
духовного содержания, но имеющим роковые последствия в
жизни людей.
И идеал мудреца означал целостное отношение к
жизни, он охватывал всего человека, он означал
духовную победу над ужасом, страданием и злом
жизни, достижение внутреннего покоя.
Реализм в этике есть этика
духовная, в которой духовность реально осуществлена, ее качества овладевают душевной
жизнью.
Лишь в эпоху эллинистическую, ко времени явления Христа в религиозном сознании иудаизма
духовный элемент начинает освобождаться от власти элемента натуралистического, что означает высвобождение личности, выход ее из растворенности в родовой, народной
жизни.
И наша природная земная
жизнь есть лишь момент в
духовном мире происходящего процесса.
И в этой
духовной борьбе дух должен овладеть природными элементами души и тела для их вечной
жизни, для воскресения вечной
жизни.
Но бессмертная, вечная
жизнь, не объективированная и не натурализированная, взятая изнутри, есть
жизнь принципиально иного качества, чем вся природная и даже сверхприродная
жизнь, она есть
жизнь духовная, в которой вечность наступает уже во времени.
Но необходимо признать, что окончательная судьба человека может быть решена лишь после безмерно большего опыта в
духовных мирах, чем тот, который дан в краткой земной
жизни.
Неточные совпадения
Он чувствовал, что, кроме благой
духовной силы, руководившей его душой, была другая, грубая, столь же или еще более властная сила, которая руководила его
жизнью, и что эта сила не даст ему того смиренного спокойствия, которого он желал.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою
жизнь теми
духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута
жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
Ей открылось то, что, кроме
жизни инстинктивной, которой до сих пор отдавалась Кити, была
жизнь духовная.
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество социальной справедливости будет началом
духовной смерти людей». Как тебе нравится? Или: «Начало и конец
жизни — в личности, а так как личность неповторима, история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.
«Мне уже скоро сорок лет. Это — более чем половина
жизни. С детства за мною признавались исключительные способности. Всю
жизнь я испытываю священную неудовлетворенность событиями, людями, самим собою. Эта неудовлетворенность может быть только признаком большой
духовной силы».