Когда ставятся конкретные
вопросы этики, то нужно прежде всего понять, что трудность их разрешения связана с трагическим и парадоксальным характером нравственной жизни.
Неточные совпадения
Трагичность и парадоксальность
этики связаны с тем, что основной ее
вопрос совсем не
вопрос о нравственной норме и нравственном законе, о добре, а
вопрос об отношениях между свободой Бога и свободой человека.
Но необходимо еще остановиться на основном для
этики и антропологии
вопросе, связанном с учением о свободе воли.
Основной для
этики вопрос совсем не о свободе и необходимости, а о свободе и благодати.
Для антропологии и
этики также очень важен
вопрос о взаимоотношении свободы и иерархического начала.
Конфликт закона и благодати,
этики закона и
этики искупления проходит через все конкретные этические
вопросы, как мы это увидим.
Для религиозной и для философской
этики вопрос о страдании и избавлении от страдания всегда стоял в центре.
Прежде всего,
этика должна поставить
вопрос о значении всякого творчества, хотя бы творчество это не имело прямого отношения к нравственной жизни.
И во-вторых,
этика должна поставить
вопрос о творческом значении нравственного акта.
Вечно юный характер творчества и творческой
этики ставит
вопрос о соотношении между творчеством и развитием.
Законническая
этика решает
вопрос очень просто: если происходит столкновение нравственного долга с любовью, хотя бы и обладающей высшей ценностью, то нужно пожертвовать любовью во имя нравственного долга, если происходит столкновение ценности чисто нравственной с творческим призванием в познании или искусстве, то нужно пожертвовать творческим призванием во имя ценности чисто нравственной.
Вот как можно формулировать принцип творческой
этики о соотношении свободной совести и социальности: совесть твоя никогда не должна определяться социальностью, социальными группировками, мнением общества, она должна определяться из глубины духа, т. е. быть свободной, быть стоянием перед Богом, но ты должен быть социальным существом, т. е. из духовной свободы определить свое отношение к обществу и к
вопросам социальным.
Существенный
вопрос онтологической
этики есть
вопрос о фантазмах, которые поистине играют колоссальную и подавляющую роль в человеческой жизни.
Поэтому ответ
этики на мучительные
вопросы совести о войне сложен.
В отношении
этики к социальному
вопросу мы встречаемся с трагическим конфликтом ценности свободы и ценности равенства.
С точки зрения
этики христианской и
этики творческой решение социального
вопроса означает улучшение жизни масс, привлечение их к творческому процессу, подъем их, усиление значения труда, но не господство масс, не власть коллектива.
Для
этики персоналистической
вопрос о смерти и бессмертии является основным, и он присутствует в каждом явлении жизни, в каждом акте жизни.
В сущности,
этика, в центре которой не стоит
вопрос о смерти, не имеет никакой цены, она лишена серьезности и глубины.
Неточные совпадения
— Для меня лично корень
вопроса этого, смысл его лежит в противоречии интернационализма и национализма. Вы знаете, что немецкая социал-демократия своим вотумом о кредитах на войну скомпрометировала интернациональный социализм, что Вандервельде усилил эту компрометацию и что еще раньше поведение таких социалистов, как Вивиани, Мильеран, Бриан э цетера, тоже обнаружили, как бессильна и как, в то же время, печально гибка
этика социалистов. Не выяснено: эта гибкость — свойство людей или учения?
Записки мои — это не записки старого, опытного врача, подводящего итоги своим долгим наблюдениям и размышлениям, выработавшего определенные ответы на все сложные
вопросы врачебной науки,
этики и профессии; это также не записки врача-философа, глубоко проникшего в суть науки и вполне овладевшего ею.
Для того чтобы правомерно поставить этот
вопрос в трансцендентальном смысле, не нужно еще предрешать
вопроса о характере религии и данном ее содержании; достаточно лишь того, чтобы можно было и относительно религии поставить то же самое если, какое подразумевается относительно науки,
этики, эстетики: если. она есть.
Остается
вопрос: какова же религиозная природа этой общественности, в которой
этика видит лишь материал для долга, косный и непросветленный объект для применения категорического императива?
Еще более аналогичным представляется наш
вопрос содержанию «Критики практического разума», которая стремится нащупать рациональный скелет этического переживания или установить логику
этики.