Неточные совпадения
Древние табу установлены социальным сознанием, которое также
было сознанием
религиозным и нравственным.
Церковь не может существовать без епископов и священников, каковы бы ни
были их человеческие качества, но внутренне живет и дышит церковь святыми, пророками и апостолами,
религиозными гениями и талантами,
религиозными героями и подвижниками.
Замечательно, что древнее чувство мести, терзавшее мстителя, совсем не
было инстинктом жестокости и кровожадности, порождением злобы и ненависти, оно
было нравственным и
религиозным долгом, нравственной эмоцией по преимуществу.
Месть, которая сначала
была нравственным и
религиозным долгом, после христианского откровения становится безнравственным, хаотическим инстинктом человека, который он должен побеждать новым законом.
Наоборот, фарисейство
было религиозно и нравственно высокое явление, вершина
религиозной и нравственной жизни еврейства.
Фарисейство, т. е. этика закона, беспощадно осуждается в Евангелии, потому что оно не нуждается в Спасителе и спасении, как нуждаются мытари и грешники, потому что если бы последняя
религиозная и нравственная правда
была на стороне фарисеев, то искупление
было бы не нужно.
Путь творчества также
есть путь нравственного и
религиозного совершенства, путь осуществления полноты жизни.
Наша
религиозная жизнь и до сих пор еще полна идолопоклонства, и освобождение от него
есть великая нравственная задача.
На этой почве порождается
религиозный формализм и
религиозное фарисейство, которое всегда
есть отрицание любви.
Основная проблема о творчестве не только не
была раскрыта и решена христианством, но не
была даже поставлена в
религиозной глубине, она ставилась лишь как оправдание культуры, т. е. во вторичном плане, а не как проблема отношения между Богом и человеком.
Так же ценности порядка
религиозного, связанные со спасением человека для вечности и достижением им совершенства, перестают
быть выделенными в особую область, как бы извне господствующую над всей жизнью, и распространяются на всю полноту жизни как глубочайшая основа всей жизни.
Религиозная жизнь человечества, и,
быть может, особенно христианского человечества, проникнута ложью.
Совесть
есть орган восприятия
религиозного откровения, правды, добра, целостной истины.
Страх
есть основа греховной жизни, и он проникает в самые высшие духовные сферы, он заражает собой
религиозную и нравственную жизнь.
Внесение в нашу
религиозную веру и в наше отношение к Богу
религиозного страха
есть внесение категории обыденной природной жизни мира в высшую сферу, в которой она неприменима.
Но и страх, принявший
религиозный и нравственный характер, никогда не
есть движение вверх, в высоту, к Богу, а всегда
есть прикованность к низинам, к обыденности.
У Лютера, обладавшего
религиозным гением,
был «демонический» элемент в натуре.
Любовь к такому «дальнему», как «сверхчеловек» Ницше, как грядущий коммунистический строй Маркса, как нравственный закон всех моралистов, как отвлеченная справедливость законников, как государственность этатистов, как утопии совершенного социального строя социальных революционеров, как научная истина «сиентистов», как красота эстетов, как отвлеченная ортодоксия
религиозных фанатиков,
есть безбожная и бесчеловечная любовь.
«Земля»
есть символ
религиозный, но может
быть понята материалистически.
Это
есть вопрос
религиозный, онтологический, связанный с глубиною жизни.
Тут не
было никакого прикосновения к глубочайшей проблеме смерти, основной для сознания
религиозного, и особенно христианского.
Все, что делает человек из страха ада, а не из любви к Богу и к совершенной жизни, лишено всякого
религиозного значения, хотя в прошлом этот мотив
был наиболее использован для
религиозной жизни.
Идея ада
была превращена в орудие запугивания,
религиозного и нравственного террора.
Страх ада, которым пытаются подогреть
религиозную жизнь,
есть частичное переживание самого ада,
есть вхождение в мгновение, в котором раскрывается ад.
Но судебное понимание
есть понимание вульгарно-простонародное, и оно должно бы
быть совершенно изгнано из
религиозной этики, философии и теологии.
Религиозная этика, основанная на идее личного спасения души,
есть минималистическая этика, этика трансцендентного эгоизма.
— Вот и вы, интеллигенты, отщепенцы, тоже от страха в политику бросаетесь. Будто народ спасать хотите, а — что народ? Народ вам — очень дальний родственник, он вас, маленьких, и не видит. И как вы его ни спасайте, а на атеизме обязательно срежетесь. Народничество должно
быть религиозным. Земля — землей, землю он и сам отвоюет, но, кроме того, он хочет чуда на земле, взыскует пресветлого града Сиона…
Неточные совпадения
Теперь Алексей Александрович намерен
был требовать: во-первых, чтобы составлена
была новая комиссия, которой поручено бы
было исследовать на месте состояние инородцев; во-вторых, если окажется, что положение инородцев действительно таково, каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных, то чтобы
была назначена еще другая новая ученая комиссия для исследования причин этого безотрадного положения инородцев с точек зрения: а) политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д) материальной и е)
религиозной; в-третьих, чтобы
были затребованы от враждебного министерства сведения о тех мерах, которые
были в последнее десятилетие приняты этим министерством для предотвращения тех невыгодных условий, в которых ныне находятся инородцы, и в-четвертых, наконец, чтобы
было потребовано от министерства объяснение о том, почему оно, как видно из доставленных в комитет сведений за №№ 17015 и 18308, от 5 декабря 1863 года и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и органического закона, т…, ст. 18, и примечание в статье 36.
Третье: она
была религиозна и не как ребенок безотчетно религиозна и добра, какою
была, например, Кити; но жизнь ее
была основана на
религиозных убеждениях.
У него
была способность понимать искусство и верно, со вкусом подражать искусству, и он подумал, что у него
есть то самое, что нужно для художника, и, несколько времени поколебавшись, какой он выберет род живописи:
религиозный, исторический, жанр или реалистический, он принялся писать.
Быт инородцев
был исследован в политическом, административном, экономическом, этнографическом, материальном и
религиозном отношениях.
Долго еще находился Гриша в этом положении
религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны
были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.