Неточные совпадения
Для него перестает существовать мир сущих идей и остается только мир идей о сущем, нет уже
Бога, но есть разнообразные идеи о
Боге, которые он исследует, нет уже сущего
добра и зла, но есть разнообразные идеи о
добре и зле и т. д.
Тоска по
Богу в человеческой душе и есть тоска от невозможности остаться навеки с различением
добра и зла, со смертельной горечью оценки.
Трагичность и парадоксальность этики связаны с тем, что основной ее вопрос совсем не вопрос о нравственной норме и нравственном законе, о
добре, а вопрос об отношениях между свободой
Бога и свободой человека.
Вопросу о различении
добра и зла и о происхождении
добра и зла предшествует более первичный вопрос об отношении
Бога и человека, Божественной свободы и человеческой свободы, или благодати и свободы.
Если есть различение
добра и зла, если есть зло, то неизбежно оправдание
Бога, ибо оправдание
Бога и есть решение вопроса о происхождении зла.
Против
Бога восстало не только зло, но и
добро, неспособное примириться с самым фактом существования зла.
[Прудон есть тип человека, восставшего против
Бога во имя
добра, справедливости, правды.
Злые ненавидят
Бога за то, что он мешает им творить зло,
добрые готовы ненавидеть
Бога за то, что он не мешает злым творить зло, что он допустил существование зла.
Бог в аспекте Бога-Сына нисходит в бездну, в Ungrund, в глубину свободы, из которой рождается зло, но из которой исходит и всякое
добро.
Этика не может восстать на него во имя «
добра», как восстает против отвлеченно-монотеистического
Бога, унижающего тварь, наделяющего ее свободой, за которую потом требующего ее к ответу и жестоко карающего.
Согласно принципу апофатической теологии
Бог, конечно, не есть
добро, а сверх-добро, не совершенство, а сверх-совершснство, как он есть не бытие, а сверх-бытие, не нечто, а ничто, и к
Богу не применимы никакие наши понятия.
И в отпадении от райской гармонии, от единства с
Богом человек начал различать и оценивать, вкусил от древа познания
добра и зла, стал по сю сторону
добра и зла.
Когда я познаю
добро и зло, делаю различение и оценку, я теряю невинность и целостность, я отпадаю от
Бога и изгоняюсь из рая.
Не только
добро, но и зло находится в руке Божьей и зависит от
Бога.
Парадокс зла заключается в том, что или зло находится в руке Божьей и зависит от
Бога, и тогда оно нужно для целей
добра, или зло не зависит от
Бога и
Бог бессилен перед злом, и тогда
добро не есть окончательная онтологическая сила.
Поэтому в христианской мысли очень остро ставится вопрос об отношении
Бога и свободы,
Бога и
добра, свободы и ценности.
Свободен ли
Бог в отношении к
добру?
Он принял ложную постановку вопроса об отношении
Бога и
добра и в своем ответе на ложно поставленный вопрос построил учение о
Боге как восточном деспоте и самодуре.
В действительности такого вопроса ставить нельзя: одинаково неверно и что
Бог связан
добром, и что
добро есть то, чего
Бог хочет.
Невозможно судить о
Боге с точки зрения
добра, возникшего после грехопадения, с точки зрения посюстороннего различения
добра и зла.
Если теодицея есть суд над
Богом с точки зрения нашего
добра, то она есть ложная проблема.
Но теодицея есть оправдание
Бога не с точки зрения нашего
добра, а с точки зрения возникновения самого различения между
добром и злом.
Что
Бог находится «по ту сторону
добра и зла», это самоочевидно, ибо по сю сторону
добра и зла находится наш падший мир, а никак не
Бог.
Бог вовсе не зависит от
добра и не связан
добром.
Человек свободен осуществлять
добро, реализовать ценности, стоящие над ним, как навеки установленные
Богом или как нормативный идеальный мир, но не свободен творить
добро, выковывать ценности.
Жажда искупления есть великое ожидание, что
Бог и
боги примут участие в разрешении мучительной проблемы
добра и зла, примут участие в человеческих страданиях.
Бог снизойдет на землю, как огонь, и сгорит грех и зло, исчезнет законническое различение
добра и зла и законническое
добро, бессильное и терзающее человека.
В основе христианства лежит не отвлеченная и всегда бессильная идея
добра, которая неизбежно является нормой и законом по отношению к человеку, а живое существо, личность, личное отношение человека к
Богу и ближнему.
Выше же любви к ближнему, к человеку стоит лишь любовь к
Богу, который тоже есть конкретное существо, личность, а не отвлеченная идея
добра.
«
Добрые дела» начинают понимать не как проявление любви к
Богу и к ближнему, к живому существу, не как обнаружение благостной силы, дающей жизнь другим существам, а как способ самоспасения и самооправдания, как путь осуществления отвлеченной идеи
добра, за которое человек получает награду в будущей жизни.
Иногда «злые», «богоборцы» и «атеисты» могут оказаться более угодны
Богу, чем «
добрые», «благочестивые» и «верующие».
«Злыми»
Бог дорожит не меньше, чем «
добрыми».
Христианство же возводит всякое
добро к источнику всякой силы, т. е. к
Богу.
Творческая этика требует любви в каждом человеке к его творческому лику, образу и подобию Божьему в нем, т. е. к самому человеку, как к самоценности, а не только к
Богу в нем, не только к
добру в нем, к истине в нем, к сверхчеловеческому в нем.
Абсолютное
добро, не допускающее существования зла, возможно лишь в Царстве Божьем, когда будет новое небо и новая земля, когда
Бог будет всяческое во всем.
И вот трагизм нравственной жизни, как было уже сказано, совсем не в столкновении
добра и зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного
добра с другим
добром, одной ценности с другой ценностью — любви к
Богу и любви к человеку, любви к отечеству и любви к близким, любви к науке или искусству и любви и жалости к человеку и т. п.
Во имя высших целей
добра, истины, веры, во имя
Бога люди делаются жестокими, злыми, бессердечными, беспощадными, ничего не способными понять в других людях, никому и ничему не сочувствующими.
Я говорю о внутренней сокровенной лживости, лживости перед собой и перед
Богом, которая ускользает от человеческого внимания и которая приобретает в сознании людей характер
добра.
Он полагает свободу в первооснову своего замысла о мире и человеке, и без свободы для
Бога неинтересно никакое
добро, никакая добродетель, никакая вера и благочестие.
Стремись к
добру, к совершенству, но не дай
Бог тебе забыть о свободе и осуществлять
добро и совершенство насилием.
Духовная и нравственная жизнь человека определялась страхом перед
Богом и перед
добром, а не священным ужасом перед Божьей тайной, не тоской по Божьей правде, не любовью к
Богу и Божьему
добру.
Любовь к идеям, к ценностям, к истине, к
добру, к красоте есть лишь неосознанное и несовершенное выражение любви к
Богу, к божественному.
Во имя любви творят много зла — и во имя любви к
Богу, и во имя любви к человеку, и во имя любви к
добру и к идее, особенно во имя любви к
добру и к идее.
Ад представлялся человеческому сознанию в двух формах — или в форме печальной судьбы и гибели человечества вообще, потому что спасения нет, спасение не открылось и никто не попадет в Царство Божье, которое есть царство
богов, или в форме торжества карательной справедливости над злыми, после того как открылось спасение
добрых.
Ни
Бог, ни человек не могут изнасиловать злых и принудить их к
добру и райскому блаженству.