Этика должна строиться не в перспективе блага и счастья этой
бесконечной жизни, а в перспективе неизбежной смерти и победы над смертью, в перспективе воскресения и вечной жизни.
Неточные совпадения
Этика приводит нас к пониманию двух перспектив
жизни: длительности во времени, дурной бесконечности,
бесконечного алкания и муки и вечности, божественной бесконечности, победы над временем.
Христианство прежде всего очень повысило сознание
бесконечной ценности всякой человеческой души, человеческой
жизни, человеческой личности, а значит, и
бесконечной ценности души,
жизни и личности грешника и «злого».
Есть несоизмеримость между
бесконечной духовной
жизнью, раскрывающейся в глубине личности, и государством, для которого бесконечность духа непроницаема.
Но
бесконечная духовная
жизнь личности не может быть понята индивидуалистически, она есть также
жизнь в обществе, в соборности, т. е. метафизически социальна, т. е. врастает в Царство Божье.
Можно даже сказать, что мир осуществил бы свой безбожный замысел
бесконечной (не вечной)
жизни, если бы не было Бога, но так как есть Бог, то этот замысел неосуществим и кончается смертью.
Если бы наш греховный мир в нашем греховном времени был
бесконечным, не знал конца, то это был бы такой же злой кошмар, как и
бесконечное продолжение во времени
жизни отдельного человека.
В опыте этой нашей
жизни нам дано переживать мучения, которые нам представляются
бесконечными, только такие мучения и представляются нам адскими и страшными, которые не на минуту, не на час или день, а на бесконечность.
Райская
жизнь в нашем времени, на нашей земле оказалась бы концом творческого процесса
жизни,
бесконечных стремлений и потому скукой.
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой
бесконечной жизнью.
— Вы очень обрывисты, — заметила Александра, — вы, князь, верно, хотели вывести, что ни одного мгновения на копейки ценить нельзя, и иногда пять минут дороже сокровища. Все это похвально, но позвольте, однако же, как же этот приятель, который вам такие страсти рассказывал… ведь ему переменили же наказание, стало быть, подарили же эту «
бесконечную жизнь». Ну, что же он с этим богатством сделал потом? Жил ли каждую-то минуту «счетом»?
Оба Райнера плакали, слушая эту поэтическую песнь о
бесконечной жизни, в которую так крепко и так тепло верила незлобивая покойница.
Неточные совпадения
Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую
жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало
бесконечные источники
жизни для сердца другого.
Они положили ждать и терпеть. Им оставалось еще семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько
бесконечного счастия! Но он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим, а она — она ведь и жила только одною его
жизнью!
Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о
жизни бесконечной…
В ее рассказах
жизнь напоминала Самгину
бесконечную работу добродушной и глуповатой горничной Варвары, старой девицы, которая очень искусно сшивала на продажу из пестреньких ситцевых треугольников покрышки для одеял.
«Жить — нельзя!
Жизнь превращается в однообразную,
бесконечную драму».