И вот этот фантастический мир, живущий по своему закону и не желающий знать
закона Божьего, есть создание человеческой похоти, эгоцентрических страстей, в которых человек теряет свою свободу и образ Божий.
Неточные совпадения
В сущности, этика
закона строится так, как будто бы нет Бога, без расчета на
Божью помощь.
Л. Толстой и Евангелие рассматривает в смысле нравственного
закона и нормы, и осуществление Царства
Божьего уподобляется воздержанию от курения и вина.
И вот обнаруживается, что совершенное исполнение
закона и совершенная чистота не спасают, не открывают путей в Царство
Божье.
Фарисейство думает, что искупление — в исполнении
закона добра, в то время как спасение в том, чтобы преодолеть то различение между добром и злом, которое явилось результатом грехопадения, т. е. преодолеть
закон, порожденный этим различием, войти в Царство
Божье, которое совсем не есть царство
закона посюстороннего добра.
Христианство открывает пути в Царство
Божье, где нет уже
закона.
Теократическое благодатное общество символизирует Царство
Божье в природно-историческом порядке, который подлежит
закону.
Так совершает Евангелие прорыв из морали нашего мира, мира падшего и основанного на различении добра и зла, к морали потусторонней, противоположной
закону этого мира, морали райской, морали Царства
Божьего.
И этика, мораль нашего мира, ищет совсем не Царства
Божьего, а ищет оправдания
законом.
И евангельское откровение о Царстве
Божьем для всей этой строящейся в порядке
закона жизни есть катастрофа, есть апокалипсис и страшный суд.
Ибо в Царстве
Божьем и в совершенной божественной жизни нет ни государства, ни хозяйства, ни семьи, ни науки, нет никакого быта, стоящего под знаком
закона.
И человеческая личность есть верховная ценность не потому, что она является носителем общеобязательного нравственного
закона, как у Канта, а именно потому, что она есть
Божья идея и
Божий образ, носитель божественного начала жизни.
Лишь религия
закона отвергает человека, непокорного воле
Божьей.
В Евангелии всегда открывается абсолютная жизнь, в нем нет ничего относительного, но абсолютность эта всегда есть раскрытие Царства
Божьего, а не внешняя норма и
закон для нашей жизни.
И, являясь к рыжему учителю, он впивался в него, забрасывая вопросами по
закону божьему, самому скучному предмету для Клима. Томилин выслушивал вопросы его с улыбкой, отвечал осторожно, а когда Дронов уходил, он, помолчав минуту, две, спрашивал Клима словами Глафиры Варавки:
Я еще зубрил «
закон божий», когда до меня долетел переливчатый звон гимназического колокола, в последний раз призывавший меня в гимназию. Ну, будь, что будет! Книга закрыта, и через четверть часа я входил уже во двор гимназии.
Законоучитель [Законоучитель — учитель по предмету «
Закон Божий».], красивый и молодой, пышноволосый поп, невзлюбил меня за то, что у меня не было «Священной истории Ветхого и Нового Завета», и за то, что я передразнивал его манеру говорить.
Абсолютный центр и смысл бытия был потерян еще раньше; этого центра и смысла не было в ложном объективизме, капитулировавшем перед необходимостью, преклонившимся пред законом природы вместо
закона Божьего, подменившим бытие призрачной феноменальностью.
Неточные совпадения
Мир сейчас влечется к гибели, таков
закон этого мира, но это не означает фатальной гибели человека и подлинно
Божьего мира, для которого всегда остается путь свободы и благодати.
Народные искатели
Божьей правды хотели, чтобы христианство осуществилось в жизни, они хотели большей духовности в отношении к жизни, не соглашались на приспособление к
законам этого мира.
Он обличает историческое христианство, историческую церковь в приспособлении заветов Христа к
закону этого мира, в замене Царства
Божьего царством кесаря, в измене
закону Бога.
Языческое государство совершило свою религиозную миссию, и теперь оно прежде всего должно осознать себя не христианским, а языческим, не Градом
Божьим, а необходимым порядком
закона и природного принуждения.
Это будет преодолением и отменой всякой необходимости, всякого
закона, связанного с грехом, всякой государственности, т. е. окончательным откровением
Божьего творения.