Неточные совпадения
Великая русская литература XIX века не
была продолжением творческого
пути Пушкина, — вся она в муках и страдании, в боли о мировом спасении, в ней точно совершается искупление какой-то вины.
Скорбный
путь русской литературы, преисполненный религиозной болью, религиозным исканием, должен
был привести к Достоевскому.
В религиозном сознании своем Достоевский никогда не достигал окончательной цельности, никогда не преодолевал до конца противоречий, он
был в
пути.
Бог и дьявол, небо и ад окончательно
были оттеснены в сферу непознаваемого, с которой нет никаких
путей сообщения, и наконец лишены
были всякой реальности.
Иван Карамазов
будет последним этапом
пути свободы, перешедшей в своеволие и бунт против Бога.
Но подпольный человек со своей изумительной идейной диалектикой об иррациональной человеческой свободе
есть момент трагического
пути человека,
пути изживания свободы и испытания свободы.
И этот
путь страдания должен
быть до конца пройден человеком.
И всякое смешение и отождествление свободы с самим добром и совершенством
есть отрицание свободы,
есть признание
путей принуждения и насилия.
Сокращен или облегчен этот
путь мог бы
быть ограничением или отнятием человеческой свободы.
Благодать, посылаемая Богом человеку в
пути, не
есть насилующая благодать, она
есть лишь помогающая и облегчающая благодать.
Таков
был всегда
путь революционной свободы.
Но зло
есть также
путь человека, трагический
путь его, судьба свободного, опыт, который может также обогатить человека, возвести его на высшую ступень.
Законническая мораль катехизиса не может
быть ответом на муку тех его героев, которые вступили на
путь зла.
Наказание
есть момент ее внутреннего
пути.
Но когда тот, кто идет
путем зла, кто переживает опыт зла, начинает думать, что зло его обогащает, что зло
есть лишь момент добра, момент его восхождения, он падает еще ниже, разлагается и погибает, отрезает себе
путь к обогащению и восхождению.
Зло
есть трагический
путь человека, судьба человека, испытание человеческой свободы.
Любовь не самоценна, она не имеет своего образа, она
есть лишь раскрытие трагического
пути человека,
есть испытание человеческой свободы.
В своем творчестве Достоевский раскрывает трагический
путь своего мужского духа, который
был для него
путем человека.
Так и должно
быть в
путях своеволия человека.
Это
есть антропологическое исследование о пределах человеческой природы, о
путях человеческой жизни.
Свобода
есть бремя,
путь свободы — крестный
путь страдания.
Юридизация и рационализация Христовой истины и
есть переход с
пути свободы на
путь принуждения.
Подпольная психология у Достоевского
есть лишь момент духовного
пути человека.
Но если Достоевский не может
быть учителем духовной дисциплины и духовного
пути, если «достоевщина», как наш психологизм, должна
быть в нас преодолена, то он остается в одном отношении учителем — он учит через Христа открывать свет во тьме, открывать образ и подобие Божие в самом падшем человеке, учит любви к человеку, связанной с уважением к его свободе.
Нестерпимо длинен
был путь Варавки от новенького вокзала, выстроенного им, до кладбища. Отпевали в соборе, служили панихиды пред клубом, техническим училищем, пред домом Самгиных. У ворот дома стояла миловидная, рыжеватая девушка, держа за плечо голоногого, в сандалиях, человечка лет шести; девушка крестилась, а человечек, нахмуря черные брови, держал руки в карманах штанишек. Спивак подошла к нему, наклонилась, что-то сказала, мальчик, вздернув плечи, вынул из карманов руки, сложил их на груди.
Старик Обломов как принял имение от отца, так передал его и сыну. Он хотя и жил весь век в деревне, но не мудрил, не ломал себе головы над разными затеями, как это делают нынешние: как бы там открыть какие-нибудь новые источники производительности земель или распространять и усиливать старые и т. п. Как и чем засевались поля при дедушке, какие
были пути сбыта полевых продуктов тогда, такие остались и при нем.
Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке
будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол».
Неточные совпадения
Средь мира дольного // Для сердца вольного //
Есть два
пути.
И ангел милосердия // Недаром песнь призывную //
Поет — ей внемлют чистые, — // Немало Русь уж выслала // Сынов своих, отмеченных // Печатью дара Божьего, // На честные
пути, // Немало их оплакала // (Увы! Звездой падучею // Проносятся они!). // Как ни темна вахлачина, // Как ни забита барщиной // И рабством — и она, // Благословясь, поставила // В Григорье Добросклонове // Такого посланца…
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме
была строгость, чтоб наказать
путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых
был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот
путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что
будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний
путь, то
есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.