Неточные совпадения
Социализм
есть во всяком случае
идея регуляции социального целого; он все хочет привести в соответствие с социальным организмом, он противится хозяйственной анархии.
И столь быстрое восстановление у нас и быстрая победа детски незрелой, смутной
идеи социальной революции
есть лишь показатель отсталости и малокультурности широких масс, не только народных, но и интеллигентских, идейного убожества тех кругов, которые со слишком большой гордостью именуют себя демократическими.
И сама
идея Царства Божьего на земле, в этом трехмерном, материальном мире
есть буржуазное искажение истинного религиозного упования.
Как интересы и корыстные инстинкты какого-либо класса могут превращаться в
идею и ценность для отдельных выходцев из других классов, это и
есть самая интересная проблема психологии и идеологии социализма.
Социалистическое товарищество по
идее своей
есть принуждение к добродетели, принуждение к общению большему, чем то, которого добровольно хочет человек.
«Пролетариат» социалистов
есть отвлеченная «
идея», а не реальность.
Попытка положить в основу судьбы общества
идею класса и факт класса
есть демоническая попытка, она направлена на истребление человека, нации, государства, церкви, всех подлинных реальностей.
В России не
будет свободного гражданства, пока русские
будут жить под властью демонической
идеи класса.
И эта же темная классовая
идея будет истреблять остатки братства в русском народе как народе христианском.
Свободный творческий дух и свободные творческие
идеи не имели силы наверху и не имели обаяния внизу, справа и слева не
было господства духа, не
было живой веры в Бога и в духовный смысл жизни.
Но национальная
идея не имеет в нем глубоких корней, для русских либералов в массе патриотизм
есть вопрос политической тактики.
Он духовно не
был готов к мировой борьбе, он утерял всякую
идею этой войны.
Когда русские люди очнутся от гипноза и духовно отрезвятся, они поймут, что всякая великая борьба в мире
есть духовная борьба, столкновение разных
идей.
И нужно сознаться, что всей мыслящей части русского общества, которая почитала себя носительницей сознательных
идей,
есть в чем покаяться и от чего очиститься.
Религиозное народничество
есть иллюзия и самообман, от которого дорогой ценой излечиваемся, но
идея эта не лишена глубины.
Идея эта настолько глубоко
была заложена в народном сознании, что она освятила русское самодержавие и сделала невозможной никакую эволюцию монархии.
Идея народа, определяемого по социально-классовым признакам,
есть фальсификация
идеи нации, неопределимой ни по каким социально-классовым признакам, объединяющей все классы, все группы и все поколения, прошедшие и будущие.
Вряд ли длительным может
быть это господство, но очень интересно понять, как и почему столь выветрившаяся
идея могла стать действенной.
«Большевизм» г. Ленина
есть крайнее выражение этой
идеи, зародившейся в стихийном опьянении.
Идея интернационала
есть болезненное классовое извращение и искажение великой
идеи единства человечества и братства народов.
Только единая, великая, сильная Россия может сказать миру свою
идею, только такая Россия может
быть дарящей и жертвенной, источающей свой свет.
Идея личности XX века не может
быть абстрактной, как в XVIII веке, она может
быть лишь конкретной.
Идея пролетариата
есть лжерелигиозная фикция класса-богоносца.
В известные мгновения могут
быть одержимые этой фиктивной
идеей; но в ней нет ничего подлинно реального.
Политика реальная, в эмпирическом и метафизическом смысле этого слова, может
быть основана лишь на
идеях личности и нации, с которыми должны
быть согласованы и которым должны
быть подчинены все групповые и классовые интересы.
Нация
есть некая
идея, идущая вдаль, класс же
есть интерес, по существу непревратимый в
идею.
Но
идея интернационала и
есть попытка превратить класс в универсальную
идею, всепоглощающую и всепожирающую.
Это — объективно так, независимо от субъективного сознания отдельных интернационалистов, которые могут
быть искренно увлечены этой
идеей.
Но для самой Германии эта интернациональная социал-демократия оставалась национальной и
была одним из выражений германской
идеи.
О социализме сейчас в России нельзя серьезно разговаривать, его совсем нет,
есть лишь втаптывание в грязь социалистической
идеи.
Демоническая одержимость
идеей равенства не
есть демократия, ибо истинная демократия
есть лишь искание путей подбора лучших, установление истинного неравенства.
Распадение связи времен, полный разрыв между прошлым и будущим, надругательство над великими могилами и памятниками прошлого, жажда истребления всего бывшего и отошедшего, а не воскресения его для вечности,
есть измена
идее народа как великого целого,
есть предательство ценностей, непреходящих по своему значению.
Образование северного великорусского государства и великорусской культуры
было бы завершением распадения России, возведением болезни, переживаемой Россией, в
идею.
Великороссия
есть лишь центральное ядро России, вокруг которого образовалось русское государство и русская культура, но весь смысл существования этого ядра в том, что оно являлось носителем русской великодержавности и русской культурной
идеи.
Если от России останется лишь одна из великорусских губерний и в ней лишь небольшая кучка людей останется верной духовному бытию России и
идее России, то и на этом небольшом пространстве, в этой небольшой кучке
будет продолжать существовать Россия, и она перейдет в вечность.
Колонизация окраин, которая совершалась на протяжении всей русской истории, не
была злым недоразумением, это
был внутренне оправданный и необходимый процесс для осуществления русской
идеи в мире.
Должна
быть осознана русская
идея, национальная и религиозная, выводящая нас в мировую ширь, преодолевающая всякий замкнутый национальный провинциализм.
Поистине, русская революция имеет какую-то большую миссию, но миссию не творческую, отрицательную, — она должна изобличить ложь и пустоту какой-то
идеи, которой
была одержима русская интеллигенция и которой она отравила русский народ.
Более полугода бушует революционная стихия, «развивается» и «углубляется» революция, много самочинных организаций претендует
быть выразителями воли народа, но над всем возвышается
идея Учредительного собрания как верховной инстанции, к которой все апеллируют.
Воля народа должна решить судьбу всего народа, судьбу России, и она не может
быть в этот ответственный момент раздробленной, в ней должна
быть цельность, озаренность
идеей единой России.
Для меня совершенно ясно, что пребывание у власти русской революционной интеллигенции и те эксперименты, которые она делает над несчастной Россией,
есть ее конец, ее могила,
есть демонстрация лжи ее основных
идей и принципов.
Теперь интеллигенция обязана сознать свои грехи и ошибки и нести народу более здоровые
идеи, в которых
будет возрождаться энергия.
От одержимости
идеей раздела и уравнения Россия и русский народ во что бы то ни стало должны
быть вылечены.
Этой зловредной и в основе своей антирелигиозной
идее, ибо с христианской любовью она ничего общего не имеет, должна
быть противопоставлена
идея творчества и инстинкт производительности.
Эта
идея, вызывающая эмоции, близкие к одержимости, убивает в России человека, она
напоила Россию ненавистью и злобой.
Неточные совпадения
[Фаланстер (франц.) — дом-дворец, в котором, по
идее французского социалиста-утописта Фурье (1772–1837), живет «фаланга», то
есть ячейка коммунистического общества будущего.]
Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании
идеи прямолинейности с
идеей всеобщего осчастливления
была возведена в довольно сложную и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию, но нивеляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте души единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии и всяких зигзагов и извилин.
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого;
идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности:
идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма
есть действие; тот, в чьей голове родилось больше
идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Писец оглядел его, впрочем без всякого любопытства. Это
был какой-то особенно взъерошенный человек с неподвижною
идеей во взгляде.
В коридоре
было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то
идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.