Неточные совпадения
Такой
русский, славянский «мессианизм» исповедовал Бакунин, для которого зарево мирового пожара должно было начаться из России, который
верил в революционный свет с Востока.
Но что раскрыл из себя и обнаружил тот «народ», в который
верили русские славянофилы и
русские революционеры-народники,
верили Киреевский и Герцен, Достоевский и семидесятники, «ходившие в народ», новейшие религиозные искатели и
русские социал-демократы, переродившиеся в восточных народников?
Можно ли сказать, что этот
русский народный коллективизм есть высшая ступень бытия, можно ли
верить в то, что он опередил Европу, скованную нормами буржуазной культуры?
В это, по-видимому,
поверили не только наши социалисты-народники, но и наши социал-демократы, в это хотят
верить и разные
русские писатели и мыслители, склонные находиться в обладании стихией.
Достоевский проповедовал, что
русский народ — народ богоносец. Лучшие
русские люди
верили, что в скрытой глубине
русской народной жизни таятся возможности высших религиозных откровений. Но вот грянула революция и привела в бурное движение необъятное море народной жизни. Народ, безмолвствовавший тысячу лет, захотел, наконец, выговориться.
Русские люди разных направлений
верили, что народу естественно присуща мудрость, которой недостает им самим, и ждали дня освобождения народа, когда мудрость эта раскроется.
Неточные совпадения
И старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины
верили, и жена его
верила так, как он
верил в первом детстве, и девяносто девять сотых
русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение,
верили.
— Нет, нет! — воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович, — я не хочу
верить, что вы, господа, точно знаете
русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет,
русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он — патриархальный, он не может жить без веры…
— Мне кажется, что появился новый тип
русского бунтаря, — бунтарь из страха пред революцией. Я таких фокусников видел. Они органически не способны идти за «Искрой», то есть, определеннее говоря, — за Лениным, но они, видя рост классового сознания рабочих, понимая неизбежность революции, заставляют себя
верить Бернштейну…
— Вот такой — этот настоящий
русский, больше, чем вы обе, — я так думаю. Вы помните «Золотое сердце» Златовратского! Вот! Он удивительно говорил о начальнике в тюрьме, да! О, этот может много делать! Ему будут слушать,
верить, будут любить люди. Он может… как говорят? — может утешивать. Так? Он — хороший поп!
— А теперь вот, зачатый великими трудами тех людей, от коих даже праха не осталось, разросся значительный город, которому и в красоте не откажешь, вмещает около семи десятков тысяч
русских людей и все растет, растет тихонько. В тихом-то трудолюбии больше геройства, чем в бойких наскоках.
Поверьте слову: землю вскачь не пашут, — повторил Козлов, очевидно, любимую свою поговорку.