Неточные совпадения
В таком максимализме
есть глубокая
религиозная и моральная ложь, не говоря уже о его социальной и исторической невозможности.
И сама идея Царства Божьего на земле, в этом трехмерном, материальном мире
есть буржуазное искажение истинного
религиозного упования.
Религиозная подмена, обратная религия, лжерелигия — тоже ведь явление
религиозного порядка, в этом
есть своя абсолютность, своя конечность, своя всецелость, своя ложная, призрачная полнота.
Большевизм и
есть социализм, доведенный до
религиозного напряжения и до
религиозной исключительности.
В русской
религиозной мысли всегда
была апокалиптическая настроенность и устремленность.
Этому искушению должна
быть противопоставлена социальная трезвость как требование аскетической
религиозной дисциплины.
Оно всегда
было в народной
религиозной жизни, в наших сектах, в нашем старообрядчестве.
Но величайшее дело
есть соединение всех сил христианского мира против грядущего зла, ибо борьба с ним должна вестись не только во внешнем, политическом и социальном плане, но и во внутреннем, духовном и
религиозном плане.
Вопрос же об установлении внутреннего братства между людьми
есть вопрос
религиозный и моральный, а не экономический и социальный.
И
есть точка, в которой совпадает просвещение
религиозное с просвещением научно-реалистическим.
Воля к новой, лучшей, преображенной жизни может
быть не только «социалистической» волей, она может
быть и
религиозной, христианской волей.
Много
было классовых коммунистических движений в прошлом, и они нередко принимали
религиозную окраску.
Религиозное чувство вины
было заменено социальным чувством обиды, и это придало человеческой душе неблагородный облик.
И нам необходим долгий труд цивилизации, в которой
есть своя секуляризованная
религиозная правда.
Это утверждали справа славянофилы, сторонники русской
религиозной и национальной самобытности, и слева революционеры, социалисты и анархисты, которые
были не менее восточными самобытниками, чем славянофилы, и буржуазному Западу противополагали революционный свет с Востока.
У народников правых, стоявших на
религиозной почве, вера в народ
была лучше обоснована и оправдана, чем у народников левых, стоявших на почве материалистической.
Религиозное народничество
есть иллюзия и самообман, от которого дорогой ценой излечиваемся, но идея эта не лишена глубины.
Для одних то
была мудрость
религиозная.
Само
религиозное сознание
было замутнено и засорено социально-классовой точкой зрения на народ, зависимостью от эмпирической данности, гипнозом категории количества.
Это сознание и
есть подлинное
религиозное смирение, большее смирение, чем полные гордости и самомнения слова о святой Руси или об интернационально-социалистической Руси.
И не
есть ли эсхатологическое и апокалиптическое истолкование
религиозными народниками всех русских несчастий и русских грехов — одна из русских иллюзий и соблазнов, порожденных русским самомнением?
В народничестве
есть что-то очень русское, очень национальное даже в самом своем отрицании национальности, и оно принимало самые разнообразные формы, от самых
религиозных и мистических до самых материалистических, от самых правых до самых левых.
Именно с церковной,
религиозной точки зрения народничество должно
быть признано наибольшей ложью и подменой: оно посягает на универсальную качественность церкви, подменяет ее ограниченной, эмпирической народной данностью.
В восточном православии всегда
была большая беззащитность от притязаний
религиозного народничества.
Но меньшинство может
быть правее большинства и может духовно победить. Лишь духовное,
религиозное перерождение русской демократии приведет ее к сознанию великих, сверхклассовых, всенародных ценностей, обратит ее от интересов к правде и истине.
Как видите, Маркс не связывал русского тяготения к Царьграду с интересами капиталистической буржуазии, голова его не
была забита трафаретами с общими местами, он видел тут прежде всего тяготение русского крестьянства с его
религиозным и национальным миросозерцанием.
Есть три основные страсти, которые могут
быть пробуждены в народе и могут стать двигателями его исторической судьбы, это — страсть национально-классовая, страсть национальная и страсть
религиозная.
О страсти
религиозной сейчас не место говорить, это слишком великий вопрос, страсть же национальная не может
быть «общенациональной» политической тактикой, она
есть пробуждение огненной народной стихии.
Большевистская бацилла имеет превосходную культуру в крови русской революционной интеллигенции, это — лишь новая форма ее исконного социального максимализма, который
есть лишь обратная сторона ее исконного
религиозного нигилизма.
Должна
быть осознана русская идея, национальная и
религиозная, выводящая нас в мировую ширь, преодолевающая всякий замкнутый национальный провинциализм.
Разрушение всякого иерархизма в государстве, в обществе, в культуре, в жизни
религиозной есть возвращение к первоначальному хаотическому состоянию, оно разрушает человека, который
есть высший иерархический чин во вселенной, и отдает человека во власть низших хаотических стихий, которые претендуют на равенство с человеком.
Христианство призывает верить не в количественную массу, а в божественный образ в человеке, который может
быть закрыт и погружен во тьму, и который нужно раскрыть трудным путем
религиозного подвига и духовной культуры.
Много
религиозной энергии рассеялось по сектам и
было направлено на борьбу против церкви и заключенной в ней полноты.
И нельзя не желать всей душой, чтобы
религиозная энергия сектантства
была возвращена церкви.
Но
религиозная свобода, свобода совести для христианина не
есть формальная и бессодержательная свобода, она
есть истина самой христианской религии как религии свободы.
Это не
есть вопрос политики, это — вопрос народной этики, вопрос
религиозной совести народа.
Наше народное
религиозное воспитание не
было благоприятно культуре.
Одоление хлынувшей на нас народной тьмы не может
быть достигнуто одной политикой, революционной или контрреволюционной, оно предполагает пробуждение
религиозного света в душе народа.
Необходимо задуматься над странным русским противоречием: русский народ объявили самым
религиозным, единственным
религиозным народом в мире, а церковь русская
была в унижении, в немощи, в параличе.
Если в старой России, до революции, церковь
была долгое время в рабстве у самодержавного государства и управлялась деспотически то Победоносцевым, то Григорием Распутиным, если после революционного переворота церковь бессильна справиться с безбожной народной стихией и не может иметь определяющего влияния на судьбу России, то это означает не немощь той Церкви Христовой, которой не одолеют и врата адовы, а немощь церковного народа, духовное падение народа, слабость веры, утерю
религиозной верности.
Если в Русской православной церкви совсем почти не
было жизни прихода, не
было соборности, то вина лежит не на Церкви Христовой с ее непреходящими святынями, а на церковном народе, на человеческих грехах иерархии, на человеческой
религиозной немощи.
Немощь церкви
есть лишь наша собственная
религиозная немощь, лишь проекция вовне нашего
религиозного бессилия и неверия, отсутствие в нас дерзновения перед Господом.
Высшая
религиозная жизнь
есть всегда встреча любви Божьей и любви человеческой.
Если в церковном народе слаба
религиозная энергия, то она не может
быть сильна и в соборе, собор соединяет и укрепляет
религиозную энергию, но он не может ее создать из пустоты, из человеческого ничтожества.
Нового церковного стиля нет, потому что нет
религиозной энергии, по силе равной
религиозной энергии
былых времен.
Духовными основами жизни народа могут
быть лишь
религиозные основы, лишь они дают дисциплину души.
Религиозная жизнь народной массы вся связана с культовой символикой, и она возможна лишь в церкви, в конкретной исторической церкви, она может
быть лишь церковной жизнью.
Но там
религиозное воспитание человеческой души
было таково, что и после утраты веры и отпадения от христианства остался крепкий осадок в форме норм цивилизации и культуры, которые
были секуляризованными
религиозными добродетелями.
То, что на соборе не
был поднят вопрос ни о соединении церквей, ни о возможности творческого развития в церкви, обнаруживает лишь, что он собрался скорее в период
религиозного упадка церковного народа, чем
религиозного подъема его.
Неточные совпадения
Теперь Алексей Александрович намерен
был требовать: во-первых, чтобы составлена
была новая комиссия, которой поручено бы
было исследовать на месте состояние инородцев; во-вторых, если окажется, что положение инородцев действительно таково, каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных, то чтобы
была назначена еще другая новая ученая комиссия для исследования причин этого безотрадного положения инородцев с точек зрения: а) политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д) материальной и е)
религиозной; в-третьих, чтобы
были затребованы от враждебного министерства сведения о тех мерах, которые
были в последнее десятилетие приняты этим министерством для предотвращения тех невыгодных условий, в которых ныне находятся инородцы, и в-четвертых, наконец, чтобы
было потребовано от министерства объяснение о том, почему оно, как видно из доставленных в комитет сведений за №№ 17015 и 18308, от 5 декабря 1863 года и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и органического закона, т…, ст. 18, и примечание в статье 36.
Третье: она
была религиозна и не как ребенок безотчетно религиозна и добра, какою
была, например, Кити; но жизнь ее
была основана на
религиозных убеждениях.
У него
была способность понимать искусство и верно, со вкусом подражать искусству, и он подумал, что у него
есть то самое, что нужно для художника, и, несколько времени поколебавшись, какой он выберет род живописи:
религиозный, исторический, жанр или реалистический, он принялся писать.
Быт инородцев
был исследован в политическом, административном, экономическом, этнографическом, материальном и
религиозном отношениях.
Долго еще находился Гриша в этом положении
религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны
были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.