Неточные совпадения
В германской идеалистической метафизике совсем не
была поставлена проблема человека и
личности, которые
были подавлены универсальным безличным духом.
Платонизм
есть философия родового бытия, и он не может поставить проблемы
личности.
В индусской духовности нет личного духа,
личность есть общее, а не индивидуальное.
И у Фихте, и у Гегеля нет
личности, нет личного духа,
есть лишь субъективный дух.
Но провалом гегелевской философии духа
было непонимание внутреннего существа
личности, личной духовности, личного отношения человека и Бога.
Бахофен, из которого Клагес и некоторые другие делают выводы, враждебные духу, сам отлично понимал, что дух
есть высшее начало — начало
личности и солнечности, т. е. освобождение от детерминации теллурическими или лунарными силами.
Коллективы не могут
быть признаны
личностями.
Нация, государство, общество могут
быть признаны индивидуальностями, ступенями индивидуализации жизни, но не могут
быть признаны
личностями.
Это же нужно сказать и о Церкви, которая
есть реальность, но не
личность.
Соборность иное значит, соборность не
есть коллективность, соборность
есть качество общности людей,
личностей и «мы», которое не
есть вне этих
личностей существующий и действующий на них коллектив.
Если в христианской догматике Дух Святой мыслится как Ипостась, т. е. как
личность, то прежде всего Дух Святой не
есть коллективная
личность и наименование Его
личностью есть символ, выражающий неизъяснимую тайну, тайну преодоления противоположности между личным и всеобщим.
Это
есть отрицание целостности
личности.
Но это
есть жертва
личностью, жертва человеческим.
Духовная общность, соборность может
быть в каждой
личности, в каждом субъективном духе, хотя она не может
быть суммой чего-либо.
Это
есть именно персоналистическая и субъективная социальность, торжество плана экзистенциального, в котором
личность всегда себя трансцендирует к общности, возвышаясь над планом объективации.
В мире объективации нет отношения к живой, конкретной
личности, а
есть отношение к объектам.
Один из типов избавления от страдания и зла мировой жизни
есть отказ от
личности.
Любовь
есть избрание, она исключительна, она направлена вверх и связана с тайной
личности.
Вернее
было бы сказать, что
личность по-настоящему еще не пробудилась, самосознание
личности еще не совершилось.
Личность есть боль, и борьба за реализацию
личности есть страдание.
Христианская духовность не противоположна гуманности, она должна
быть более гуманна, более абсолютно человечна, чем гуманизм, более признавать абсолютную ценность каждой
личности, должна
быть более внимательной к страдальческой судьбе каждого человека.
Такова, например, оптимистическая теория прогресса, для которой всякая конкретная, живая человеческая
личность есть средство для будущего, для грядущего совершенства.
Я бы это выразил в такой форме: Бог не
есть Абсолютное, Бог-Творец, Бог-личность, Бог, вступающий в отношение с миром и человеком, не может мыслиться в той совершенной отрешенности, в которой вырабатывается предельное понятие Абсолютного.
Ориентация на
личность есть по преимуществу этическая, ориентация же на космос по преимуществу эстетическая.
Уклон к пантеистическому монизму совсем не
есть ересь относительно Бога, это
есть ересь прежде всего относительно человека, относительно
личности, свободы и любви.
Как
было уже сказано, любовь
есть отношение
личности к
личности.
Но
есть внехристианская мистика противоположного типа, хотя столь же враждебная
личности и личному отношению между человеком и Богом.
Избавление от страданий и боли достигается отказом от личного бытия, ибо
личность есть боль, и борьба за
личность болезненна.
Задача реализации человеческой
личности в том, чтобы
быть тем, что имеешь, чтобы определялся человек не по тому, что он имеет, а по тому, что он
есть.
В мире должна образоваться духовность, христианская духовность, которая может
быть названа социалистической, коммюнотарной, но которая прежде всего персоналистическая, так как в основании ее лежит отношение человека к человеку, к ближнему, ко всякой конкретной человеческой
личности.
Эта духовность
будет бороться против тирании общества над человеческой
личностью, она признает священные права человека на интимную жизнь и даже на одиночество.
Как не понять такую простую мысль, как, например, что «душа бессмертна, а что умирает одна личность», — мысль, так успешно развитая берлинским Михелетом в его книге. Или еще более простую истину, что безусловный дух
есть личность, сознающая себя через мир, а между тем имеющая и свое собственное самопознание.
Неточные совпадения
Легко
было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее
было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой
личности не сумел из себя выработать, как внимание их
было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Теперь у нас все чины и сословия так раздражены, что все, что ни
есть в печатной книге, уже кажется им
личностью: таково уж, видно, расположенье в воздухе.
У всякого
есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к
личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого
есть свое, но у Манилова ничего не
было.
Достаточно сказать только, что
есть в одном городе глупый человек, это уже и
личность; вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: «Ведь я тоже человек, стало
быть, я тоже глуп», — словом, вмиг смекнет, в чем дело.
Один какой-то сел прямо за стол, даже не поклонившись Катерине Ивановне, и, наконец, одна
личность, за неимением платья, явилась
было в халате, но уж это
было до такой степени неприлично, что стараниями Амалии Ивановны и полячка успели-таки его вывести.