Неточные совпадения
А. И. Герцена.)] лица его драм
были для нас существующие
личности, мы их разбирали, любили и ненавидели не как поэтические произведения, а как живых людей.
К тому же Платон Богданович принадлежал, и по родству и по богатству к малому числу признанных моим отцом
личностей, и мое близкое знакомство с его домом ему нравилось, Оно нравилось бы еще больше, если б у Платона Богдановича не
было сына.
Я живу в нем, я живу смертью, минувшим, — так иноки, постригаясь, теряли свою
личность и жили созерцанием
былого, исповедью совершившегося, молитвой об усопших, об их светлом воскресении.
Горничная жены пензенского жандармского полковника несла чайник, полный кипятком; дитя ее барыни, бежавши, наткнулся на горничную, и та пролила кипяток; ребенок
был обварен. Барыня, чтоб отомстить той же монетой, велела привести ребенка горничной и обварила ему руку из самовара… Губернатор Панчулидзев, узнав об этом чудовищном происшествии, душевно жалел, что находится в деликатном отношении с жандармским полковником и что, вследствие этого, считает неприличным начать дело, которое могут счесть за
личность!
Новые друзья приняли нас горячо, гораздо лучше, чем два года тому назад. В их главе стоял Грановский — ему принадлежит главное место этого пятилетия. Огарев
был почти все время в чужих краях. Грановский заменял его нам, и лучшими минутами того времени мы обязаны ему. Великая сила любви лежала в этой
личности. Со многими я
был согласнее в мнениях, но с ним я
был ближе — там где-то, в глубине души.
Черты, костюм, темные волосы — все это придавало столько изящества и грации его
личности, стоявшей на пределе ушедшей юности и богато развертывающейся возмужалости, что и не увлекающемуся человеку нельзя
было остаться равнодушным к нему.
В его любящей, покойной и снисходительной душе исчезали угловатые распри и смягчался крик себялюбивой обидчивости. Он
был между нами звеном соединения многого и многих и часто примирял в симпатии к себе целые круги, враждовавшие между собой, и друзей, готовых разойтиться. Грановский и Белинский, вовсе не похожие друг на друга, принадлежали к самым светлым и замечательным
личностям нашего круга.
Семя
было брошено; на посев и защиту всходов пошла их сила. Надобно
было людей нового поколения, несвихнутых, ненадломленных, которыми мысль их
была бы принята не страданием, не болезнью, как до нее дошли учители, а передачей, наследием. Молодые люди откликнулись на их призыв, люди Станкевичева круга примыкали к ним, и в их числе такие сильные
личности, как К. Аксаков и Юрий Самарин.
Рыцарь
был больше он сам, больше лицо и берег, как понимал, свое достоинство, оттого-то он, в сущности, и не зависел ни от богатства, ни от места; его
личность была главное; в мещанине
личность прячется или не выступает, потому что не она главное: главное — товар, дело, вещь, главное — собственность.
Без сомнения, не место
было Прудона в Народном собрании так, как оно
было составлено, и
личность его терялась в этом мещанском вертепе. Прудон в своей «Исповеди революционера» говорит, что он не умел найтиться в Собрании. Да что же мог там делать человек, который Маррастовой конституции, этому кислому плоду семимесячной работы семисот голов, сказал: «Я подаю голос против вашей конституции не только потому, что она дурна, но и потому, что она — конституция».
— Говорите о финансах, но не говорите о нравственности, я могу принять это за
личность, я вам уже сказал это в комитете. Если же вы
будете продолжать, я… я не вызову вас на дуэль (Тьер улыбнулся). Нет, мне мало вашей смерти, этим ничего не докажешь. Я предложу вам другой бой. Здесь, с этой трибуны, я расскажу всю мою жизнь, факт за фактом, каждый может мне напомнить, если я что-нибудь забуду или пропущу. И потом пусть расскажет свою жизнь мой противник!
На этом галльском чувстве, стремящемся снять
личность стадом, основано их пристрастие к приравниванию, к единству военного строя, к централизации, то
есть к деспотизму.
У Прудона
есть отшибленный угол, и тут он неисправим, тут предел его
личности, и, как всегда бывает, за ним он консерватор и человек предания. Я говорю о его воззрении на семейную жизнь и на значение женщины вообще.
— Я покоряюсь необходимостям (je me plie aux necessites). Он куда-то ехал; я оставил его и пошел вниз, там застал я Саффи, Гверцони, Мордини, Ричардсона, все
были вне себя от отъезда Гарибальди. Взошла m-me Сили и за ней пожилая, худенькая, подвижная француженка, которая адресовалась с чрезвычайным красноречием к хозяйке дома, говоря о счастье познакомиться с такой personne distinguee. [выдающейся
личностью (фр.).] M-me Сили обратилась к Стансфильду, прося его перевести, в чем дело. Француженка продолжала...
Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем внешнем мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской, сущность которой есть та самая любовь, к потребности расширения которой приведена
была личность животная, спасаясь от сознания своей погибельности.
Неточные совпадения
Легко
было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее
было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой
личности не сумел из себя выработать, как внимание их
было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Теперь у нас все чины и сословия так раздражены, что все, что ни
есть в печатной книге, уже кажется им
личностью: таково уж, видно, расположенье в воздухе.
У всякого
есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к
личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого
есть свое, но у Манилова ничего не
было.
Достаточно сказать только, что
есть в одном городе глупый человек, это уже и
личность; вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: «Ведь я тоже человек, стало
быть, я тоже глуп», — словом, вмиг смекнет, в чем дело.
Один какой-то сел прямо за стол, даже не поклонившись Катерине Ивановне, и, наконец, одна
личность, за неимением платья, явилась
было в халате, но уж это
было до такой степени неприлично, что стараниями Амалии Ивановны и полячка успели-таки его вывести.