Неточные совпадения
Спиритуализм обычно понимает дух как субстанцию, как реальность особого качества среди вещей природного
мира, но все же реальность в
том же смысле.
Дух понимали как отвлеченность, отрешенность от
мира, как реальность, противоположную реальностям
мира, в
то время как дух есть энергия, действующая внутри всех реальностей, хотя и пришедшая из более высокой сферы, и дух конкретен и целостен, ничего не дробит и не отвлекает.
Духи ангельской и демонской иерархии не персоналистичны в
том смысле, в каком мы говорим о персоналистичности человеческого
мира и Бога.
Когда субъективный дух объективируется,
то он вовсе не выходит к «ты», к другому субъективному духу, не общается и не соединяется с ним, а выходит к объекту, к объективному
миру, который не имеет своего собственного существования и связан с существованием лишь в скрытом за ним субъективном духе.
Когда субъективный дух выходит в объективный
мир,
то происходит отчуждение духа от самого себя, он исходит в объективности.
Объективация связана с падшестью
мира, с разобщенностью и вместе с
тем скованностью его частей.
Проблема заключается в
том, как актуализировать дух в
мире, т. е. не оставлять его в свернутом и как бы потенциальном состоянии, и вместе с
тем не объективировать его, не отчуждать его от самого себя, не выбрасывать существования в падший
мир.
Но в
том состоянии
мира, которое при этом создается, объективация имеет не только отрицательное, но и положительное значение.
Тот, кто целиком и окончательно погружен в объективированный
мир и в объективирующую активность, совсем не понимает и не видит символики, он сознает себя реалистом.
Но сознание
того, что что-либо в этом
мире есть лишь символ иного
мира, освобождает от рабской зависимости от этого
мира.
Это определялось
тем, что христианская духовность пала на почву объективированного падшего
мира.
С этим связана была глубина чувства жизни, и если современный человек потерял чувство греха и падшести,
то также потерял духовность и выброшен на поверхность жизни, растерзанный
миром.
Тот не революционер, кто дорожит чем-нибудь в этом
мире.
Злом является не множественный
мир, не какая-либо материальная субстанция, а
те вытекающие из направления воли соотношения
мира, которые принимают форму материальной оплотненности и скованности.
Христианство действительно предлагает нам не любить «
мира», ни
того, что в «
мире».
Добродетель удаления от
мира состоит в
том, говорит св.
В другом месте
тот же Иоанн Лествичник говорит: «Чтобы избежать печали, нужно возненавидеть весь
мир, любовь к Богу угашает любовь к родным и твари вообще».
Когда предлагают искоренить в себе всякое пристрастие к вещам
мира,
то это может быть равнодушием, холодностью, недоброжелательством и жестокостью ко всему тварному
миру, ко всем живущим.
Христианство в своей истории аскетически отрицало
мир и вместе с
тем оно было приспособлено к
миру, слишком приспособлено.
Христианская аскеза была обратной стороной христианского приспособления к
миру, миро-отрицание было вместе с
тем мироприспособлением.
Происходило аскетическое освящение самых дурных, несправедливых и рабьих форм жизни
мира на
том основании, что человеческая природа греховна и что для нее необходимы стеснения и страдания, насильственная аскеза.
Человек должен быть в
мире, нести его тяжесть, быть творчески активным в нем и вместе с
тем быть свободным от
мира.
Если бы не было страданий, не был бы унижен и бессилен человек,
то не было бы и духовности, как трансцендирования жизни этого
мира, не возникла бы вера в трансцендентный
мир.
Не телеологическое понимание мировой жизни, которое всюду видит целесообразность, показывает существование иного
мира и Бога, а именно
то, что
мир во зле лежит и полон страдания.
Если бы все стало целесообразно в
мире, исчезли трагические противоречия жизни и не было бы больше страданий,
то у человека исчез бы дар трансцендирования самого себя, подъема к трансцендентному.
Мир полон Иовами, если не большими Иовами,
то малыми Иовами.
Платон отвернулся от
того множественного чувственного
мира, «
мира сего», в котором такой великий и праведный человек был отравлен своим народом.
Стоицизм же думает, что
миром правит разум, но нужно достигнуть мудрого безразличия к
тому, что причиняет страдание, безразличия к смерти.
Если бы не было страдания в
мире, лежащем во зле,
то, вероятно, не было бы обострения сознания и возрастания духовности.
Разница в
том, что пророки, хотя и никогда не определяются обществом, слушаются лишь голоса Божьего, но обращены к судьбам общества и народа, мистики же обращены к духовному
миру.
То, что говорят Ангелус Силезиус и другие мистики, есть парадокс, раскрывающийся в глубине существования, существования, не выброшенного в объективированный
мир.
Германская мистика делает
тот вывод из апофатической теологии, что Божественное Ничто или Абсолютное не может быть Творцом
мира.
Я бы это выразил в такой форме: Бог не есть Абсолютное, Бог-Творец, Бог-личность, Бог, вступающий в отношение с
миром и человеком, не может мыслиться в
той совершенной отрешенности, в которой вырабатывается предельное понятие Абсолютного.
Он живет в духовном
мире, и
то, что он там видит, не переводимо на язык
мира объективированного.
Ему открывается
то, что лежит глубже
того мира объектов, с которым имеет дело интеллект со своими понятиями.
Когда говорят, что Бог есть все, человек же и
мир есть ничто, жалкая и ничтожная тварь, тождественная с грехом,
то это есть форма монофизитства и своеобразного пантеизма.
Мистика Плотина, несмотря на все различие греческого
мира от индусского, принадлежит к
тому же типу.
Но когда литургическую и уединенную молитву признают единственной нужной помощью
мира и единственным спасением людей от неправды и страдания,
то происходит ритуалистическое извращение и сужение духовности.
Наоборот, для
того, чтобы низойти в человеческий
мир, тоскующий и погибающий, нужно чувствовать духовную независимость от власти
мира, духовное сопротивление
миру, который может растерзать человека.
Сила самого материального и самого низменного в этом
мире связана с
тем, что она может совершать насилие, насилие же не может совершать самое ценное, не может совершать дух и Бог.
Но когда результаты творческого акта входят в
мир,
то начинается символизация.
То, что от «
мира», всегда пользуется ложью как средством.
Аскетическая метафизика, подменившая идею Царства Божьего идеей личного спасения, оказалась вместе с
тем социальным приспособлением к условиям этого «
мира», она разом и отрицала «
мир» как греховный, и принимала «
мир» как неизменный.
Довольно, что все вообще признают целью приближение человека к некоторому образу совершенства, не говоря, есть ли то состояние первозданной славы и невинности, или преобразование по Христу, или тысячелетнее царствие, или глубоко-добродетельная, радостная мудрость, в сем ли
мире то совершится, или по ту сторону гроба, но токмо каждый стремится к совершенству, как умеет, по любезнейшему образу своего воображения, и мудрейший не смеется ни над одним из них, хоть иногда и все заставляют его улыбаться, ибо в мозгу человеческом ко всякому нечто примешивалось.
Неточные совпадения
Городничий. Ну, а что из
того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении
мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Ну-тка, с редута —
то с первого номеру, // Ну-тка, с Георгием — по́
миру, по́
миру!
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да
тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Луга-то (эти самые), // Да водка, да с три короба // Посулов
то и сделали, // Что
мир решил помалчивать // До смерти старика.
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав
миру их славные дела и предобрый
тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».