Неточные совпадения
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени на земле исчезли,
и все живое попряталось
и притаилось. Где-то на юго-востоке росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами спускались на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья в лесу
и утесы на берегу
моря.
Большой мыс Лессепс-Дата, выдвинувшийся с северной стороны в
море, с высоты птичьего полета должен был казаться громадным белым лоскутком на темном фоне воды, а в профиль его можно было принять за чудовище, которое погрузилось наполовину в воду
и замерло, словно прислушиваясь к чему-то.
Я пошел вдоль берега навстречу своему спутнику, который тоже спешил мне навстречу
и озабоченно смотрел куда-то в
море.
В
море поднялось гигантское волнение, тучи разорвались
и повисли клочьями,
и на месте смерчей во множестве появились вертикальные полосы, похожие на ливень.
Но вот кустарники стали редеть; в лицо повеяло сыростью
и запахом
моря.
Ветер срывал с их гребней белую бахрому
и мелким дождем разносил ее по
морю.
Когда я подошел к ним, они тревожно стали говорить о том, что мертвый зверь есть «Тэму» — грозный хозяин
морей,
и потому надо как можно скорее уходить отсюда.
Они ни за что не хотели дальше итти берегом
моря и предпочитали вновь карабкаться в горы.
Рано утром один из стрелков ходил на охоту за нерпами. Возвратясь, он сообщил, что бурей ночью мертвую касатку снова унесло в
море. Я не придал его словам никакого значения, но орочи нашли это вполне естественным: Тэму вернулся, принял свой обычный вид
и ушел в свою родную стихию.
Когда на западе угасли отблески вечерней зари
и ночная тьма окутала землю, удэхейцы камланили. Они притушили огонь. Один из них накрыл себе голову полотенцем
и, держа в руках древесные стружки, произносил заклинания, а другой взял листочек табаку, несколько спичек, кусочек сахару
и сухарь
и все побросал в
море, Это было жертвоприношение.
Часов в девять вечера с
моря надвинулся туман настолько густой, что на нем, как на экране, отражались тени людей, которые то вытягивались кверху, то припадали к земле. Стало холодно
и сыро. Я велел подбросить дров в огонь
и взялся за дневники, а казаки принялись устраиваться на ночь.
Во многих местах она выветрилась
и обвалилась в
море, вследствие чего по всему обрыву, от верха до самой воды, образовалось множество карнизов различной длины
и ширины.
В одном месте как-то странно вывалился целый пласт
и образовалась длинная галлерея, замкнутая с трех сторон
и открытая со стороны
моря.
И все эти карнизы, все трещины, все углубления были заняты бесчисленным множеством птиц разной величины
и разной окраски.
Кайры сидели на земле сплошной массой
и все были обращены головами к
морю.
Впереди, шагах в трехстах от берега, выдвигалась в
море высокая гряда камней, около которых пенилась
и шумела вода. Копинка налег на руль,
и через две-три минуты эти камни заслонили от нас животных.
Как только внутренности были извлечены наружу, орочи отрезали печень
и положили ее на весло около лодки. Вооружившись ножами, они стали крошить ее на мелкие кусочки
и есть с таким аппетитом, что я не мог удержаться
и сам попробовал кусочек печени, предварительно прополоскав его в воде. Ничего особенного. Как
и всякое парное мясо, она была теплая
и довольно безвкусная. Я выплюнул ее
и пошел к берегу
моря.
По мере того, как я удалялся от
моря, лес становился гуще,
и я начал подумывать о том, не возвратиться ли обратно, но вдруг впереди увидел просвет. Это оказалась полянка
и посреди нее небольшое озеро, через которое проходила наша речка. Дальше я не пошел
и присел отдохнуть на одну из валежин.
Однако время уходило,
и надо было возвращаться на бивак. Осмотревшись, я пошел, как мне казалось, прямо к
морю, но на пути встретил лесное болото, заваленное колодником. С целью обойти его я принял немного вправо. Минут через десять я увидел дерево, которое показалось мне знакомым. Это был вяз с выводком соболей.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было
море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото
и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок
и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник
и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Еще в Императорской Гавани старик ороч
И. М. Бизанка говорил мне, что около мыса Сюркум надо быть весьма осторожным
и для плавания нужно выбирать тихую погоду. Такой же наказ дважды давали старики селения Дата сопровождавшим меня туземцам. Поэтому, дойдя до бухты Аука, я предоставил орочам Копинке
и Намуке самим ориентироваться
и выбрать время для дальнейшего плавания на лодках. Они все время поглядывали на
море, смотрели на небо
и по движению облаков старались угадать погоду.
Прошло два дня,
и вот второго июня после обычного осмотра
моря и неба орочи объявили, что можно ехать.
В
море царила тишина. На неподвижной
и гладкой поверхности его не было ни малейшей ряби. Солнце стояло на небе
и щедро посылало лучи свои, чтобы согреть
и осушить намокшую от недавних дождей землю
и пробудить к жизни весь растительный мир — от могучего тополя до ничтожной былинки.
Я посмотрел в указанном направлении
и увидел сзади, там, где небо соприкасалось с
морем, темную полоску, протянувшуюся по всему горизонту. Эта темная полоска предвещала ветер. Полагая, что это будет небольшой местный ветерок, Намука подал знак плыть дальше.
Копинка взялся управлять парусом, я сел на его место за весла, а Намука остался на руле. С парусом наша лодка пошла быстрее: Ветер дул ровный, но он заметно усиливался.
Море изменило свой лик до неузнаваемости. Полчаса назад оно было совершенно спокойно-гладкое, а теперь взбунтовалось
и шумно выражало свой гнев.
К берегу пристать было невозможно, в
море итти — нельзя, о возвращении назад нечего было
и думать.
В
море он выступал метров на двадцать
и вместе с прилегающей к нему частью берега образовывал как бы двугранный угол.
В самой середине нашего укрытия из воды сантиметров на двадцать поднимался большой плоский камень площадью в восемь квадратных метров. Поверхность его была покрыта бурыми водорослями
и раковинами. В другое время я сделал бы вывод не в пользу нашего убежища, но теперь мы все были рады, что нашли тот «угол», о котором мечтали в открытом
море и который, как нам казалось, мог защитить нас.
Вокруг нас высились гигантские утесы, круто, а местами совершенно отвесно обрывающиеся в
море. Все наше спасение было в лодке,
и поэтому о ней надо было прежде всего позаботиться.
Сами мы как-нибудь спасемся, выберемся на дейк, спасем даже имущество, но лодка должна неминуемо погибнуть
и тогда нам остается один только путь
морем в качестве купающихся пловцов.
Сумерки быстро спускались на землю. В
море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть, где кончается вода
и где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее дождем с изморозью, туман — все это смешалось в общем хаосе. Страшные волны вздымались
и спереди
и сзади. Они налетали неожиданно
и так же неожиданно исчезали, на месте их появлялась глубокая впадина,
и тогда казалось, будто лодка катится в пропасть.
Она казалась громадным чудовищем, которое залезло в
море и, погрузившись в воду по подбородок, надулось
и вот-вот издаст страшный рев.
Когда мы немного просохли, то начали ставить палатку
и греть чай. Только теперь я почувствовал себя совершенно измученным
и разбитым. Я лег около костра, но, несмотря на усталость, не мог уснуть. Моим спутникам тоже не спалось. Всю ночь мы просидели у огня, дремали
и слушали, как бушевало
море.