Неточные совпадения
От зверовой фанзы река Лефу начала понемногу загибать к северо-востоку.
Пройдя еще 6 км, мы подошли к земледельческим фанзам, расположенным
на правом берегу реки, у подножия высокой
горы, которую китайцы называют Тудинза [Ту-дин-цзы — земляная вершина.].
От гольдских фанз шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе, и вел
на Ното, другой шел в юго-восточном направлении, мимо
гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить
на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку и по долине Хуанихезы выйти к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками
пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Удэгейцы эти
на охоту
ходили всегда
на Тазовскую
гору, командующую над всеми окрестными высотами, отчего она и получила свое настоящее название.
В верхней части река Сандагоу слагается из 2 рек — Малой Сандагоу, имеющей истоки у Тазовской
горы, и Большой Сандагоу, берущей начало там же, где и Эрлдагоу (приток Вай-Фудзина). Мы вышли
на вторую речку почти в самых ее истоках.
Пройдя по ней 2–3 км, мы остановились
на ночлег около ямы с водою
на краю размытой террасы. Ночью снова была тревога. Опять какое-то животное приближалось к биваку. Собаки страшно беспокоились. Загурский 2 раза стрелял в воздух и отогнал зверя.
День выпал хороший и теплый. По небу громоздились массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами
ходили по воздуху. Они отражались в лужах воды, играли
на камнях, в листве ольшаников и освещали то один склон
горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Лудевую фанзу мы
прошли мимо и направились к Сихотэ-Алиню. Хмурившаяся с утра погода стала понемногу разъясняться. Туман, окутавший
горы, начал клубиться и подыматься кверху; тяжелая завеса туч разорвалась, выглянуло солнышко, и улыбнулась природа. Сразу все оживилось; со стороны фанзы донеслось пение петухов, засуетились птицы в лесу,
на цветах снова появились насекомые.
На рассвете раньше всех проснулся Дерсу. Затем встал я, а потом и другие. Солнце только что взошло и своими лучами едва озарило верхушки
гор. Как раз против нашего бивака, в 200 шагах, бродил еще один медведь. Он все время топтался
на одном месте. Вероятно, он долго еще
ходил бы здесь, если бы его не спугнул Мурзин. Казак взял винтовку и выстрелил.
Приближались сумерки. Болото приняло одну общую желто-бурую окраску и имело теперь безжизненный и пустынный вид.
Горы спускались в синюю дымку вечернего тумана и казались хмурыми. По мере того как становилось темнее, ярче разгоралось
на небе зарево лесного пожара.
Прошел час, другой, а Дерсу не возвращался. Я начал беспокоиться.
Неточные совпадения
Не
горы с места сдвинулись, // Упали
на головушку, // Не Бог стрелой громовою // Во гневе грудь пронзил, // По мне — тиха, невидима — //
Прошла гроза душевная, // Покажешь ли ее?
Как велено, так сделано: //
Ходила с гневом
на сердце, // А лишнего не молвила // Словечка никому. // Зимой пришел Филиппушка, // Привез платочек шелковый // Да прокатил
на саночках // В Екатеринин день, // И
горя словно не было! // Запела, как певала я // В родительском дому. // Мы были однолеточки, // Не трогай нас — нам весело, // Всегда у нас лады. // То правда, что и мужа-то // Такого, как Филиппушка, // Со свечкой поискать…
— О! как хорошо ваше время, — продолжала Анна. — Помню и знаю этот голубой туман, в роде того, что
на горах в Швейцарии. Этот туман, который покрывает всё в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и прекрасная…. Кто не
прошел через это?
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался
на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда
прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим
горем.
Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
Он не раздеваясь
ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только
на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее кабинет, где
горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола. Чрез ее комнату он доходил до двери спальни и опять поворачивался.