Неточные совпадения
Устье
реки Тангоузы [Тан-гоу-цзы — болотистая
падь.] раньше было на месте нынешних озер Сан [Сан — разлившееся озеро.] и Эль-Поуза [Эр-цзо-цзы — вторая заповедь.], а устье
реки Майхе [Майхе —
река, где сеют много пшеницы.] находилось немного выше того места, где теперь пересекает ее железная дорога.
Долину, по которой протекает
река, здешние переселенцы называют Стеклянной
падью.
Гора Тудинза представляет собой массив, круто падающий в долину
реки Лефу и изрезанный глубокими
падями с северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться на землю. Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки стояли еще одетые в свой наряд, поблекший и полузасохший.
Почва около берегов более или менее твердая, но стоит только отойти немного в сторону, как сразу
попадешь в болото. Среди зарослей скрываются длинные озерки. Эти озерки и кусты ивняков и ольшаников, растущие рядами, свидетельствуют о том, что
река Лефу раньше текла иначе и несколько раз меняла свое русло.
Но вот лес кончился. Перед нами открылась большая поляна. На противоположном конце ее, около гор, приютилась деревушка Загорная. Но
попасть в нее было нелегко. Мост, выстроенный староверами через
реку, был размыт.
Как только она вышла на середину
реки, один из пассажиров потерял равновесие и
упал.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая
река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и
палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая
падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая
река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
Немного ниже Касафуновой
пади в Вай-Фудзин с правой стороны впадают 2
реки — Сандагоу и Лисягоу [Ли-ся-гоу — нижняя грушевая долина.].
Как только мы вошли в лес, сразу
попали на тропинку. После недавних дождей в лесу было довольно сыро. На грязи и на песке около
реки всюду попадались многочисленные следы кабанов, оленей, изюбров, козуль, кабарожки, росомах, рысей и тигров. Мы несколько раз подымали с лежки зверей, но в чаще их нельзя было стрелять. Один раз совсем близко от меня пробежал кабан. Это вышло так неожиданно, что, пока я снимал ружье с плеча и взводил курок, от него и след простыл.
Начиная с 7 июля погода снова стала портиться. Все время шли дожди с ветром. Воспользовавшись непогодой, я занялся вычерчиванием маршрутов и обработкой путевых дневников. На эту работу ушло 3 суток. Покончив с ней, я стал собираться в новую экспедицию на
реку Арзамасовку. А.И. Мерзлякову было поручено произвести съемку Касафуновой долины и Кабаньей
пади, а Г.И. Гранатман взялся произвести рекогносцировку в направлении Арзамасовка — Тадушу.
Стрелки недолго сидели у огня. Они рано легли
спать, а мы остались вдвоем с Дерсу и просидели всю ночь. Я живо вспомнил
реку Лефу, когда он впервые пришел к нам на бивак, и теперь опять, как и в тот раз, я смотрел на него и слушал его рассказы.
Свет от костров отражался по
реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись
спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных на волю.
И здесь, как и на
реке Вай-Фудзине, при переходе через Сихотэ-Алинь, наблюдателя поражает разница в растительности. За водоразделом мы сразу
попали в лиственный лес; хвоя и мох остались позади.
Мы
попали на Тютихе в то время, когда кета шла из моря в
реки метать икру. Представьте себе тысячи тысяч рыб от 3,3 до 5 кг весом, наводняющих
реку и стремящихся вверх, к порогам. Какая-то неудержимая сила заставляет их идти против воды и преодолевать препятствия.
У корейцев в фанзе было так много клопов, что сам хозяин вынужден был
спать снаружи, а во время дождя прятался в сарайчик, сложенный из тонкого накатника. Узнав об этом, мы отошли от фанзы еще с километр и стали биваком на берегу
реки.
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней
река перегораживается от одного берега до другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идет по руслу к отверстию и
падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. 2 или 3 раза в сутки китаец осматривает его и собирает богатую добычу.
В верховьях Иман слагается из 2
рек, текущих с юга. Мы
попали на правую речку, которую китайцы называют Ханихеза. От Сихотэ-Алиня до слияния их будет не менее 30 км.
Река Аохобе. — Лудева. — Береговая тропа. — Страшный зверь. — Три выстрела. — Бегство. — Бурый медведь. — Трофей, закопанный в землю. — Дерсу по следам восстанавливает картину борьбы с медведем. — Возвращение на бивак. — От
реки Мутухе до Сеохобе. —
Река Мутухе. — Отставшие перелетные птицы. — Лежбище сивучей. — Злоупотребление огнестрельным оружием. —
Пал. — Поиски бивака. — Дым и холодные утренники. — Озера около
реки Сеохобе. — Хищничество китайцев
Теперь уже нам нечего было скрываться от китайцев, поэтому мы отправились в первую попавшуюся фанзу и легли
спать. В полдень мы встали, напились чаю и затем пошли вверх по долине
реки Дунгоу, что по-китайски означает Восточная
падь.
Растительность в долине
реки Дунгоу довольно скудная. Редколесье из дуба и черной березы, лиственницы и липы дровяного и поделочного характера нельзя назвать лесом. Молодняка нигде нет, он систематически два раза в год уничтожается
палами. Склоны гор, обращенные к югу, поросли кустарниками, главным образом таволгой, калиной и леспедецей. Все остальное пространство — луговое и заболоченное. Ширина
реки — 4–6 м; она порожиста и мелководна. Некоторые пороги очень красивы и имеют вид небольших водопадов.
За водоразделом мы нашли ручей, который привел нас к
реке Дананце, впадающей в Кулумбе (верхний приток Имана). Пройдя по ней 10 км, мы повернули на восток и снова взобрались на Сихотэ-Алинь, а затем спустились к
реке Да-Лазагоу (приток Сицы). Название это китайское и в переводе означает
Падь больших скал.
Рано мы легли
спать и на другой день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили вершины гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь
река Дунца круто поворачивала на запад, но потом стала опять склоняться к северу. Как раз на повороте, с левой стороны, в долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
Около
реки мы нашли еще одну пустую юрту. Казаки и Бочкарев устроились в ней, а китайцам пришлось
спать снаружи, около огня. Дерсу сначала хотел было поместиться вместе с ними, но, увидев, что они заготовляли дрова, не разбирая, какие попадались под руку, решил
спать отдельно.
Я принялся расспрашивать удэгейца об Имане и узнал, что в верхнем течении
река имеет направление течения параллельно Сихотэ-Алиню, причем истоки ее находятся на высоте истоков Тютихе. Странное явление! Вода сбегает с водораздела в каких-нибудь 60 км от моря, течет на запад, совершает длинный кружной путь для того, чтобы в конце концов
попасть в то же море.
С левой стороны высилась скалистая сопка. К
реке она подходила отвесными обрывами. Здесь мы нашли небольшое углубление вроде пещеры и развели в нем костер. Дерсу повесил над огнем котелок и вскипятил воду. Затем он достал из своей котомки кусок изюбровой кожи,
опалил ее на огне и стал ножом мелко крошить, как лапшу. Когда кожа была изрезана, он высыпал ее в котелок и долго варил. Затем он обратился ко всем со следующими словами...