Неточные совпадения
Казалось, что мы шли по
дну травяного
моря.
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем
дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к
морю дороги нет вовсе и что тропа, по которой прошел наш отряд, идет на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это направление до самого
моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и вода сделали свое
дело.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый
день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до
моря около 78 км.
Первые два
дня мы отдыхали и ничего не делали. В это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел на судно. На другой
день на рассвете миноносец ушел в
море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде самые лучшие воспоминания, и мы долго не могли привыкнуть к тому, что его нет более с нами.
В сумерки с
моря снова потянул туман. Я опасался, как бы опять не испортилась погода, но, на наше счастье, следующий
день был хотя и пасмурный, но сухой.
Сумерки спустились на землю раньше, чем мы успели дойти до перевала.
День только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за
моря, точно синий туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали на небе и освещали кучевые облака, столпившиеся на горизонте. В стороне шумел горный ручей, в траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
В общем, пройденный нами в этот
день путь равнялся 28 км и имел направление, параллельное берегу
моря.
За перевалом, следуя течению воды к востоку, мы часа в 3,5
дня вышли на реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы. Река эта будет самым большим и ближайшим к
морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
Долго мы бродили около озера и стреляли птиц. Время летело незаметно. Когда вся долина залилась золотистыми лучами заходящего солнца, я понял, что
день кончился. Вслед за трудовым
днем приближался покой; вся природа готовилась к отдыху. Едва солнце успело скрыться за горизонтом, как с другой стороны, из-за
моря, стала подыматься ночь.
На другой
день сразу было 3 грозы. Я заметил, что по мере приближения к
морю грозы затихали. Над водой вспышки молнии происходили только в верхних слоях атмосферы, между облаками. Как и надо было ожидать, последний ливень перешел в мелкий дождь, который продолжался всю ночь и следующие 2 суток без перерыва.
В этот
день мы дошли до серебросвинцового рудника. Здесь была одна только фанза, в которой жил сторож-кореец. Он тоже жаловался на кабанов и собирался перекочевать к
морю. Месторождение руды открыто 40 лет тому назад. Пробовали было тут выплавлять из нее серебро, но неудачно. Впоследствии место это застолбил Ю.И. Бринер.
Следующие 2
дня (3 и 4 сентября) мы употребили на переход от Сихотэ-Алиня до устья реки Горбуши. Я намеревался сначала пройти по ней до перевала, а затем спуститься по реке Аохобе к
морю.
На другой
день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана шли 2 тропы: одна — вниз, по реке Синанце, а другая — вправо, по реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я пошел по Синанце, то вышел бы прямо к заливу Джигит. Тогда побережье
моря между реками Тютихе и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
Долину реки Мутухе можно считать самым зверовым местом на побережье
моря. Из зарослей леспедецы и орешника то и
дело выбегали олени, козули и кабаны. Казаки ахали, волновались, и мне стоило немалого труда удержать их от стрельбы и бесполезного истребления животных. Часа в 3
дня я подал сигнал к остановке.
Закусив немного, мы собрали свои котомки и тронулись в путь. Около
моря я нашел место бивака Н.А. Пальчевского. Из письма, оставленного мне в бутылке, привязанной к палке, я узнал, что он здесь работал несколько
дней тому назад и затем отправился на север, конечным пунктом наметив себе бухту Терней.
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели, в чем
дело. Из-за гор, с правой стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы пошли к
морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.
Несомненно, и тут мы имеем
дело со старой лагуной, процесс осыхания которой далеко еще не закончен. Всему виной торфяники, прикрывшие ее сверху и образовавшие болото. Около
моря сохранилась еще открытая вода. Это озеро Благодати (44° 56'47'' с. ш. и 136° 24'20'' в. д. от Гринвича). Вероятно, тут было самое глубокое место бухты.
Мы так устали за
день, что не пошли дальше и остались здесь ночевать. Внутри фанзы было чисто, опрятно. Гостеприимные китайцы уступили нам свои места на канах и вообще старались всячески услужить. На улице было темно и холодно; со стороны
моря доносился шум прибоя, а в фанзе было уютно и тепло…
Весь следующий
день мы провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по берегу
моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню и далее на Иман. На совете решено было остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.
В этот
день вечером возвратился Чжан Бао. Он сообщил нам, что не застал хунхузов в заливе Пластун. После перестрелки с Дерсу они ушли на шаланде в
море, направляясь, по-видимому, на юг.
Он постоянно посылал разведчиков то на реку Иодзыхе, то на берег
моря, то по тропе на север. Вечером он делал сводки этим разведкам и сообщал их мне ежедневно. Чжан Бао вел большую корреспонденцию. Каждый почти
день прибегал к нему нарочный и приносил письма.
В этот
день мы прошли 12 км и остановились у фанзочки Сиуфу. Высота этого места определяется в 560 м над уровнем
моря. Обитатели фанзы, китайцы, занимались ловлей лосей ямами.
Неточные совпадения
Он больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня
морил голодом по целым
дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а не чаем. За что ж я… Вот новость!
Алексей Александрович думал тотчас стать в те холодные отношения, в которых он должен был быть с братом жены, против которой он начинал
дело развода; но он не рассчитывал на то
море добродушия, которое выливалось из берегов в душе Степана Аркадьича.
Вы собирали его, может быть, около года, с заботами, со старанием, хлопотами; ездили,
морили пчел, кормили их в погребе целую зиму; а мертвые души
дело не от мира сего.
Одессу звучными стихами // Наш друг Туманский описал, // Но он пристрастными глазами // В то время на нее взирал. // Приехав, он прямым поэтом // Пошел бродить с своим лорнетом // Один над
морем — и потом // Очаровательным пером // Сады одесские прославил. // Всё хорошо, но
дело в том, // Что степь нагая там кругом; // Кой-где недавный труд заставил // Младые ветви в знойный
день // Давать насильственную тень.
Какие б чувства ни таились // Тогда во мне — теперь их нет: // Они прошли иль изменились… // Мир вам, тревоги прошлых лет! // В ту пору мне казались нужны // Пустыни, волн края жемчужны, // И
моря шум, и груды скал, // И гордой
девы идеал, // И безыменные страданья… // Другие
дни, другие сны; // Смирились вы, моей весны // Высокопарные мечтанья, // И в поэтический бокал // Воды я много подмешал.