Неточные совпадения
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них
на самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно было заключить из того, что вход в нее был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда
лицом к югу.
Поднявшись
на гривку, он остановился, повернулся к нам
лицом, помахал рукой и скрылся за гребнем.
Вступление экспедиции в село Успенку для деревенской жизни было целым событием. Ребятишки побросали свои игры и высыпали за ворота: из окон выглядывали испуганные женские
лица; крестьяне оставляли свои работы и подолгу смотрели
на проходивший мимо них отряд.
Вечером стрелки и казаки сидели у костра и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя
на их беззаботные
лица, никто бы не поверил, что только 2 часа тому назад они бились в болоте, измученные и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А в стороне, у другого костра, другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское
лицо, и вслед за тем
на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Прошло 20 минут. Наконец Паначев вернулся. Достаточно было взглянуть
на него, чтобы догадаться, в чем дело.
Лицо его было потное, усталое, взгляд растерянный, волосы растрепанные.
Пошли дальше. Теперь Паначев шел уже не так уверенно, как раньше: то он принимал влево, то бросался в другую сторону, то заворачивал круто назад, так что солнце, бывшее дотоле у нас перед
лицом, оказывалось назади. Видно было, что он шел наугад. Я пробовал его останавливать и расспрашивать, но от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет,
на котором Паначев говорил, что он пройдет и без дороги, и как подымется
на перевал и осмотрится, возьмет верное направление.
Перед вечером первый раз появилась мошка. Местные старожилы называют ее гнусом. Уссурийская мошка — истинный бич тайги. После ее укуса сразу открывается кровоточивая ранка. Она ужасно зудит, и, чем больше расчесывать ее, тем зуд становится сильнее. Когда мошки много, ни
на минуту нельзя снять сетку с
лица. Мошка слепит глаза, забивается в волосы, уши, забивается в рукава и нестерпимо кусает шею.
Лицо опухает, как при рожистом воспалении.
Сильно морщинистое и загорелое
лицо и седые волосы
на голове указывали
на то, что годы его перевалили за седьмой десяток.
За последние дни люди сильно обносились:
на одежде появились заплаты; изорванные головные сетки уже не приносили пользы;
лица были изъедены в кровь;
на лбу и около ушей появилась экзема.
Как ни прекрасна была эта ночь, как ни величественны были явления светящихся насекомых и падающего метеора, но долго оставаться
на улице было нельзя. Мошкара облепила мне шею, руки,
лицо и набилась в волосы. Я вернулся в фанзу и лег
на кан. Усталость взяла свое, и я заснул.
Когда мы пили чай, в фанзу пришел еще какой-то китаец. За спиной у него была тяжелая котомка; загорелое
лицо, изношенная обувь, изорванная одежда и закопченный котелок свидетельствовали о том, что он совершил длинный путь. Пришедший снял котомку и сел
на кан. Хозяин тотчас же стал за ним ухаживать. Прежде всего он подал ему свой кисет с табаком.
Каждый из этих охотников носил
на себе следы тигровых зубов и кабаньих клыков; каждый не раз видел смерть
лицом к
лицу.
В одном месте река делала изгиб, русло ее проходило у противоположного берега, а с нашей стороны вытянулась длинная коса.
На ней мы и расположились биваком; палатку поставили у края берегового обрыва
лицом к реке и спиною к лесу, а впереди развели большой огонь.
Я стал карабкаться через бурелом и пошел куда-то под откос. Вдруг с правой стороны послышался треск ломаемых сучьев и чье-то порывистое дыхание. Я хотел было стрелять, но винтовка, как
на грех, дульной частью зацепилась за лианы. Я вскрикнул не своим голосом и в этот момент почувствовал, что животное лизнуло меня по
лицу… Это был Леший.
Когда мы подходили к фанзе, в дверях ее показался хозяин дома. Это был высокий старик, немного сутуловатый, с длинной седой бородой и с благообразными чертами
лица. Достаточно было взглянуть
на его одежду, дом и людские, чтобы сказать, что живет он здесь давно и с большим достатком. Китаец приветствовал нас по-своему. В каждом движении его, в каждом жесте сквозило гостеприимство. Мы вошли в фанзу. Внутри ее было так же все в порядке, как и снаружи. Я не раскаивался, что принял приглашение старика.
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись
на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись
лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...
Он потрясал в воздухе своей винтовкой. В таком возбужденном состоянии я никогда его не видывал. В глазах Дерсу была видна глубокая вера в то, что тигр, амба, слышит и понимает его слова. Он был уверен, что тигр или примет вызов, или оставит нас в покое и уйдет в другое место. Прождав 5 минут, старик облегченно вздохнул, затем закурил свою трубку и, взбросив винтовку
на плечо, уверенно пошел дальше по тропинке.
Лицо его снова стало равнодушно-сосредоточенным. Он «устыдил» тигра и заставил его удалиться.
Я сжимал ружье в руках и готов был уже выстрелить, но каждый раз, взглянув
на спокойное
лицо Дерсу, я приходил в себя.
Стало совсем темно, так темно, что в нескольких шагах нельзя уже было рассмотреть ни черной земли
на солонцах, ни темных силуэтов деревьев. Комары нестерпимо кусали шею и руки. Я прикрыл
лицо сеткой. Дерсу сидел без сетки и, казалось, совершенно не замечал их укусов.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались
на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел
на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое
лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Когда китаец убедился, что мы не хотим ему сделать зла, он сел
на колодник, достал из-за пазухи тряпицу и стал вытирать ею потное
лицо. Вся фигура старика выражала крайнее утомление.
Если бы кто-нибудь в это время посмотрел
на меня со стороны, то, наверное, увидел бы, как
лицо мое исказилось от страха.
На подвижном
лице его лежала печать перенесенных лишений.
В черных глазах этого человека сквозил ум,
на губах постоянно играла улыбка, и в то же время
лицо его никогда не теряло серьезности.
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в
лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались поймать живую рыбу. Вдоль реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы увидели медведя. Он сидел
на галечниковой отмели и лапами старался схватить рыбу.
После полудня пурга разыгралась со всей силой. Хотя мы были и защищены утесами и палаткой, однако это была ненадежная защита. То становилось жарко и дымно, как
на пожаре, когда ветер дул нам в
лицо, то холодно, когда пламя отклонялось в противоположную сторону.
Красное, загорелое
лицо, пестрота костюма, беличий хвостик
на головном уборе, кольца и браслеты
на руках делали этого дикаря похожим
на краснокожего.
Естественно, что наше появление вызвало среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец.
На вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами
лица. Наш новый знакомый был одет заметно лучше других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам
на русском языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
Все удэгейцы пошли нас провожать. Эта толпа людей, пестро одетых, с загорелыми
лицами и с беличьими хвостиками
на головных уборах, производила странное впечатление. Во всех движениях ее было что-то дикое и наивное.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое
лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши
на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в
лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось
на бугре…
Что тут, под этой липою, // Жена моя призналась мне, // Что тяжела она // Гаврюшей, нашим первенцем, // И спрятала
на грудь мою // Как вишня покрасневшее // Прелестное
лицо?..
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у глаз, у рта // Излучины, как трещины //
На высохшей земле; // И сам
на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное
лицо, // Рука — кора древесная, // А волосы — песок.