Неточные совпадения
Перейдя через невысокий хребет, мы попали в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут,
как вдруг в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и в это мгновение
увидел,
как что-то гибкое и пестрое мелькнуло в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но,
как на грех, один патрон застрял в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
Сверху я
увидел весь горный хребет Да-дянь-шань
как на ладони.
Для этого удивительного человека не существовало тайн.
Как ясновидящий, он знал все, что здесь происходило. Тогда я решил быть внимательнее и попытаться самому разобраться в следах. Вскоре я
увидел еще один порубленный пень. Кругом валялось множество щепок, пропитанных смолой. Я понял, что кто-то добывал растопку. Ну, а дальше? А дальше я ничего не мог придумать.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их,
видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным,
как это раньше я не замечал следов, а если
видел их, то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
Это впечатление становилось еще сильнее, когда, взобравшись на какую-нибудь кочку, я
видел,
как степь волновалась.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду
видел только траву и болото. Далеко на западе чуть-чуть виднелись туманные горы. По безлесным равнинам кое-где,
как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
Через час я вернулся к своим. Марченко уже согрел чай и ожидал моего возвращения. Утолив жажду, мы сели в лодку и поплыли дальше. Желая пополнить свой дневник, я спросил Дерсу, следы
каких животных он
видел в долине Лефу с тех пор,
как мы вышли из гор и начались болота. Он отвечал, что в этих местах держатся козули, енотовидные собаки, барсуки, волки, лисицы, зайцы, хорьки, выдры, водяные крысы, мыши и землеройки.
Очень часто входы в старые русла закупориваются, образуются длинные слепые рукава,
как в данном случае мы
видим это на Уссури.
Интересно было
видеть,
как эти 2 враждебных отряда стояли друг против друга, не решаясь на нападение.
Надо было
видеть, в
какое бегство обратились казаки!
Надо было
видеть,
какой поднялся переполох в отряде.
Как только дерево было расколото, мы
увидели змею.
Та к
как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу не могут быть нанесены на планшет, то съемщику рекомендуется идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно было
видеть между деревьями.
Притаив дыхание, я старался сквозь чащу леса рассмотреть приближающееся животное. Вдруг сердце мое упало — я
увидел промышленника. По опыту прежних лет я знал,
как опасны встречи с этими людьми.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться в норку. По тому,
как он прятался, видно было, что опасность приучила его быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине леса. Затем я
увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала по колоднику, влезала на деревья, спускалась вниз и снова пряталась в траве. Окраска бурундука пестрая, желтая; по спине и по бокам туловища тянется 5 черных полос.
Время от времени в лесу слышались странные звуки, похожие на барабанный бой. Скоро мы
увидели и виновника этих звуков — то была желна. Недоверчивая и пугливая, черная с красной головкой, издали она похожа на ворону. С резкими криками желна перелетала с одного места на другое и,
как все дятлы, пряталась за деревья.
С одного дерева снялась большая хищная птица. Это был царь ночи — уссурийский филин. Он сел на сухостойную ель и стал испуганно озираться по сторонам.
Как только мы стали приближаться к нему, он полетел куда-то в сторону. Больше мы его не
видели.
То, что я
увидел, так поразило меня, что я совершенно забыл про мошек и глядел,
как очарованный.
Вчера мы до того были утомлены, что далее не осмотрелись
как следует, было не до наблюдений. Только сегодня, после сытного завтрака, я решил сделать прогулку по окрестностям. В средней части долина реки Аввакумовки шириной около 0,5 км. С правой стороны ее тянутся двойные террасы, с левой — скалистые сопки, состоящие из трахитов, конгломератов и брекчий. Около террас можно
видеть длинное болото. Это место, где раньше проходила река. Во время какого-то большого наводнения она проложила себе новое русло.
Надо было
видеть,
какую проборку задали ему старожилы.
Сна
как не бывало. На биваке поднялся шум. Голоса людей смешивались с лаем собак. Каждый старался рассказать, что он
видел. Загурский говорил, что
видел кабана, а Туртыгин спорил и доказывал, что это был медведь. Собаки отбегали от костра, лаяли, но тотчас же возвращались обратно. Только перед рассветом они немного успокоились.
В горах расстояния очень обманчивы. Мы шли целый день, а горный хребет, служащий водоразделом между реками Сандагоу и Сыдагоу,
как будто тоже удалялся от нас. Мне очень хотелось дойти до него, но вскоре я
увидел, что сегодня нам это сделать не удастся. День приближался к концу; солнце стояло почти у самого горизонта. Нагретые за день камни сильно излучали теплоту. Только свежий ветер мог принести прохладу.
Я уже хотел было прибавить шагу,
как вдруг то, что я
увидел, заставило меня оглянуться.
Вдруг в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной. В темноте я его не
видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда боль в ноге утихла, я поднялся и пошел в ту сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов,
как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
Я уже хотел подать сигнал к остановке,
как вдруг один из казаков сказал, что
видит огонь.
Идя вдоль берега моря, я издали
видел,
как у противоположного берега в полосе мелководья, по колено в воде, с шестами в руках бродили китайцы.
В лесу попадалось много следов пятнистых оленей. Вскоре мы
увидели и самих животных. Их было три: самец, самка и теленок. Казаки стреляли, но промахнулись, чему я был несказанно рад, так
как продовольствия у нас было вдоволь, а время пантовки [Охота за оленями в начале лета ради добычи пантов.] давно уже миновало.
Как-то странно было
видеть этот красивый альпийский цветок на самом берегу моря.
Если бы в это время был посторонний наблюдатель, то он
увидел бы,
как два человека схватили друг друга в объятия, словно хотели бороться.
Кто не бывал в тайге Уссурийского края, тот не может себе представить,
какая это чаща,
какие это заросли. Буквально в нескольких шагах ничего нельзя
увидеть. В четырех или 6 м не раз случалось подымать с лежки зверя, и только шум и треск сучьев указывали направление, в котором уходило животное. Вот именно по такой-то тайге мы и шли уже подряд в течение 2 суток.
Расставаясь с ним, Дерсу в знак дружбы подарил ему ту самую бутылку, которую я бросил на Ли-Фудзине. Надо было
видеть, с
какой довольной улыбкой таз принял от него этот подарок.
Сквозь чащу я
видел,
как что-то мелькнуло.
То, что я
увидел, поразило меня
как обухом по голове.
Действительно, крики приближались. Не было сомнения, что это тревожная птица кого-то провожала по лесу. Через 5 минут из зарослей вышел человек.
Увидев нас, он остановился
как вкопанный. На лице его изобразилась тревога.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился,
как только
увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Отдохнув здесь немного, мы пошли снова к Сихотэ-Алиню. По мере приближения к гребню подъем становился более пологим. Около часа мы шли
как бы по плоскогорью. Вдруг около тропы я
увидел кумирню. Это служило показателем того, что мы достигли перевала. Высота его равнялась 1190 м. Я назвал его Рудным. Отсюда начался крутой ступенчатый спуск к реке Тютихе.
Не более
как через минуту я услышал треск сучьев и вслед за тем
увидел стройного оленя.
Сквозь дым выстрела я
видел,
как медведь с ревом быстро повернулся и схватил себя зубами за то место, куда ударила пуля.
Если бы кто-нибудь в это время посмотрел на меня со стороны, то, наверное,
увидел бы,
как лицо мое исказилось от страха.
Едва мы поднялись наверх,
как сразу
увидели, в чем дело. Из-за гор, с правой стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы пошли к морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и
увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том,
как работали на Санхобе.
Поднявшись на Сихотэ-Алинь, я
увидел,
как и надо было ожидать, пологий склон к западу и обрывистый — к востоку. Такая же резкая разница наблюдается в растительности. С западной стороны растет хвойный лес, а с восточной — смешанный, который ниже по реке очень скоро сменяется лиственным.
Первый раз в жизни я
видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было,
как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
За рекой все еще бушевало пламя. По небу вместе с дымом летели тучи искр. Огонь шел все дальше и дальше. Одни деревья горели скорее, другие — медленнее. Я
видел,
как через реку перебрел кабан, затем переплыл большой полоз Шренка;
как сумасшедшая, от одного дерева к другому носилась желна, и, не умолкая, кричала кедровка. Я вторил ей своими стонами. Наконец стало смеркаться.
Многое Дерсу
видел и молчал. Молчал потому, что не хотел останавливаться,
как ему казалось, на всяких мелочах. Только в исключительных случаях, когда на глаза ему попадалось что-нибудь особенно интересное, он рассуждал вслух, сам с собой.
Около реки мы нашли еще одну пустую юрту. Казаки и Бочкарев устроились в ней, а китайцам пришлось спать снаружи, около огня. Дерсу сначала хотел было поместиться вместе с ними, но,
увидев, что они заготовляли дрова, не разбирая,
какие попадались под руку, решил спать отдельно.
Все почувствовали прилив энергии и пошли бодрее.
Как бы в ответ на его слова впереди послышался отдаленный собачий лай. Еще один поворот, и мы
увидели огоньки. Это было китайское селение Сянь-ши-хеза [Сянь-ши-хэ-цзы — ароматная речка.].