Неточные совпадения
Когда совсем смерклось, возвратились
казаки и принесли с собой козулю. После ужина мы рано легли
спать. Два раза я просыпался ночью и видел Дерсу, сидящего у огня в одиночестве.
Свет от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями.
Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись
спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных на волю.
Я прислушался. Со стороны, противоположной той, куда ушли
казаки, издали доносились странные звуки. Точно кто-нибудь рубил там дерево. Потом все стихло. Прошло 10 минут, и опять новый звук пронесся в воздухе. Точно кто-то лязгал железом, но только очень далеко. Вдруг сильный шум прокатился по всему лесу. Должно быть,
упало дерево.
На рассвете (это было 12 августа) меня разбудил Дерсу.
Казаки еще
спали. Захватив с собой гипсометры, мы снова поднялись на Сихотэ-Алинь. Мне хотелось смерить высоту с другой стороны седловины. Насколько я мог уяснить, Сихотэ-Алинь тянется здесь в направлении к юго-западу и имеет пологие склоны, обращенные к Дананце, и крутые к Тадушу. С одной стороны были только мох и хвоя, с другой — смешанные лиственные леса, полные жизни.
Долго сидели мы у костра и слушали рев зверей. Изюбры не давали нам
спать всю ночь. Сквозь дремоту я слышал их крики и то и дело просыпался. У костра сидели
казаки и ругались. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, кружились и одна за другой гасли в темноте. Наконец стало светать. Изюбриный рев понемногу стих. Только одинокие ярые самцы долго еще не могли успокоиться. Они слонялись по теневым склонам гор и ревели, но им уже никто не отвечал. Но вот взошло солнце, и тайга снова погрузилась в безмолвие.
После ужина
казаки рано легли
спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с
казаками и уснул крепким сном.
Около реки мы нашли еще одну пустую юрту.
Казаки и Бочкарев устроились в ней, а китайцам пришлось
спать снаружи, около огня. Дерсу сначала хотел было поместиться вместе с ними, но, увидев, что они заготовляли дрова, не разбирая, какие попадались под руку, решил
спать отдельно.
Голод сильно мучил людей. Тоскливо сидели
казаки у огня, вздыхали и мало говорили между собой. Я несколько раз принимался расспрашивать Дерсу о том, не заблудились ли мы, правильно ли мы идем. Но он сам был в этих местах первый раз, и все его соображения основывались лишь на догадках. Чтобы как-нибудь утолить голод,
казаки легли раньше
спать. Я тоже лег, но мне не спалось. Беспокойство и сомнения мучили меня всю ночь.
Неточные совпадения
В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и
казак мой, вопреки приказанию,
спал крепким сном, держа ружье обеими руками.
— Экой разбойник! — сказал второй
казак, — как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни
попало. Пойдем за ним, Еремеич, надо его связать, а то…
Швабрин
упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого
казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя на сей раз, — сказал он Швабрину, — но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».
Тут молодой
казак ударил ее саблею по голове, и она
упала мертвая на ступени крыльца.
Самгин, передвигаясь с людями, видел, что
казаки разбиты на кучки, на единицы и не
нападают, а защищаются; уже несколько всадников сидело в седлах спокойно, держа поводья обеими руками, а один, без фуражки, сморщив лицо, трясся, точно смеясь. Самгин двигался и кричал: