Неточные совпадения
Перейдя через невысокий хребет, мы попали
в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я
пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут, как вдруг
в его
стороне грянул выстрел. Я обернулся и
в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло
в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял
в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились
в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север крутыми обрывами. По ту
сторону водораздела общее направление долин
шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Повороты были так круты, что кони не могли повернуться и должны были делать обходы; через ручьи следы
шли по бревну, и нигде тропа не спускалась
в воду; бурелом, преграждавший путь, не был прорублен; люди
шли свободно, а лошадей обводили
стороной.
К полудню мы доехали еще до одной возвышенности, расположенной на самом берегу реки, с левой
стороны. Сопка эта высотою 120–140 м покрыта редколесьем из дуба, березы, липы, клена, ореха и акаций. Отсюда
шла тропинка, вероятно, к селу Вознесенскому, находящемуся западнее, километрах
в двенадцати.
Некоторые
шли в обратном направлении, другие — наискось
в сторону.
В нижнем течении Лефу принимает
в себя с правой
стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов
идет перпендикулярно к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему. На 8 км ниже Монастырки горы подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой
в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон. Это было последнее
в здешних местах селение. Дальше к северу до самого озера Ханка жилых мест не было.
При этом она отделяет от себя
в сторону большие слепые рукава, от которых
идут длинные, узкие и глубокие каналы, сообщающиеся с озерами и болотами или с такими речками, которые также впадают
в Лефу значительно ниже.
Погода была пасмурная. Дождь
шел не переставая. По обе
стороны полотна железной дороги тянулись большие кочковатые болота, залитые водой и окаймленные чахлой растительностью.
В окнах мелькали отдельные деревья, телеграфные столбы, выемки. Все это было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться.
В вагоне зажгли свечи.
Лошади уже отабунились, они не лягались и не кусали друг друга.
В поводу надо было вести только первого коня, а прочие
шли следом сами. Каждый из стрелков по очереди
шел сзади и подгонял тех лошадей, которые сворачивали
в сторону или отставали.
Фанзы находились
в стороне за протокой. Чтобы попасть туда, надо было делать большой обход. Поэтому решено было
идти прямо к старообрядцам.
Пошли дальше. Теперь Паначев
шел уже не так уверенно, как раньше: то он принимал влево, то бросался
в другую
сторону, то заворачивал круто назад, так что солнце, бывшее дотоле у нас перед лицом, оказывалось назади. Видно было, что он
шел наугад. Я пробовал его останавливать и расспрашивать, но от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет, на котором Паначев говорил, что он пройдет и без дороги, и как подымется на перевал и осмотрится, возьмет верное направление.
Идя по линии затесок, мы скоро нашли соболиные ловушки. Некоторые из них были старые, другие новые, видимо, только что выстроенные. Одна ловушка преграждала дорогу. Кожевников поднял бревно и сбросил его
в сторону. Под ним что-то лежало. Это оказались кости соболя.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений
в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех
сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их
шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Внутри фанзы, по обе
стороны двери, находятся низенькие печки, сложенные из камня с вмазанными
в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей
идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу
в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая стоит немного
в стороне от фанзы и не превышает конька крыши. Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
На следующий день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила небольшая тропка. Сначала она
шла по горам с левой
стороны Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась
в долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы — все это указывало на то, что река часто выходит из берегов и затопляет долину.
3 часа мы
шли без отдыха, пока
в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади
шли, тяжело дыша и понурив головы.
В воздухе стояла такая жара, что далее
в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились
в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Я весь ушел
в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от бивака. Вдруг
в стороне от себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что
идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это оказался барсук. Он двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал
в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал воду и заковылял дальше. Опять стало тихо.
Посидев еще немного, я
пошел дальше. Все время мне попадался
в пути свежеперевернутый колодник. Я узнал работу медведя. Это его любимейшее занятие. Слоняясь по тайге, он подымает бурелом и что-то собирает под ним на земле. Китайцы
в шутку говорят, что медведь сушит валежник, поворачивая его к солнцу то одной, то другой
стороной.
Реки Уссурийского края обладают свойством после каждого наводнения перемещать броды с одного места на другое. Найти замытую тропу не так-то легко. На розыски ее были посланы люди
в разные
стороны. Наконец тропа была найдена, и мы весело
пошли дальше.
Чем более мы углублялись
в горы, тем порожистее становилась река. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой. Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и
пошли не по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула
в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
К вечеру мы дошли до зверовой фанзы. Хозяева ее отсутствовали, и расспросить было некого. На общем совете решено было, оставив лошадей на биваке, разойтись
в разные
стороны на разведку. Г.И. Гранатман
пошел прямо, А.И. Мерзляков — на восток, а я должен был вернуться назад и постараться разыскать потерянную тропинку.
Лес кончился, и перед нами вдруг неожиданно развернулась величественная горная панорама. Возвышенности с левой
стороны долины покрыты дубовым редколесьем с примесью липы и черной березы. По склонам их
в вертикальном направлении
идут осыпи, заросшие травой и мелкой кустарниковой порослью.
Если
идти вверх по реке, то с правой
стороны видны какие-то карнизы, которые дальше переходят
в широкие террасы.
Она начинается около террас, с левой
стороны долина подымается
в гору и
идет по карнизу.
С Крестовой горы можно было хорошо рассмотреть все окрестности.
В одну
сторону шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь другие горы. К северо-западу протянулась река Арзамасовка. Она загибала на север и терялась где-то
в горах. Продолжением бухты Тихой пристани является живописная долина реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
Хребет, по которому мы теперь
шли, состоял из ряда голых вершин, подымающихся одна над другою
в восходящем порядке. Впереди,
в 12 км, перпендикулярно к нему
шел другой такой же хребет.
В состав последнего с правой
стороны входила уже известная нам Тазовская гора. Надо было достигнуть узла, где соединялись оба хребта, и оттуда начать спуск
в долину Сандагоу.
Утром на следующий день я
пошел осматривать пещеры
в известковых горах с правой
стороны Арзамасовки против устья реки Угловой. Их две: одна вверху на горе, прямая, похожая на шахту, длина ее около 100 м, высота от 2,4 до 3,6 м, другая пещера находится внизу на склоне горы. Она спускается вниз колодцем на 12 м, затем
идет наклонно под углом 10°. Раньше это было русло подземной реки.
Теперь дикие свиньи
пошли в гору, потом спустились
в соседнюю падь, оттуда по ребру опять стали подниматься вверх, но, не дойдя до вершины, круто повернули
в сторону и снова спустились
в долину. Я так увлекся преследованием их, что совершенно забыл о том, что надо осматриваться и запомнить местность. Все внимание мое было поглощено кабанами и следами тигра. Та к прошел я еще около часа.
Простояв еще 2 минуты, я
пошел в ту
сторону, куда побежала собака.
Быть
в лесу, наполненном дикими зверями, без огня, во время ненастья — жутко. Сознанье своей беспомощности заставило меня
идти осторожно и прислушиваться к каждому звуку. Нервы были напряжены до крайности. Шелест упавшей ветки, шорох пробегающей мыши казались преувеличенными, заставляли круто поворачивать
в их
сторону.
Я стал карабкаться через бурелом и
пошел куда-то под откос. Вдруг с правой
стороны послышался треск ломаемых сучьев и чье-то порывистое дыхание. Я хотел было стрелять, но винтовка, как на грех, дульной частью зацепилась за лианы. Я вскрикнул не своим голосом и
в этот момент почувствовал, что животное лизнуло меня по лицу… Это был Леший.
Тогда я круто свернул
в сторону и
пошел вправо,
в обход опасного места.
Вдруг
в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной.
В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда боль
в ноге утихла, я поднялся и
пошел в ту
сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где
в горах лежал туман. Я разбудил казака. Мы
пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали,
пошла куда-то
в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли другую тропу. Она привела нас к табору.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов
в 11 утра мы
пошли вверх по реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего подходит к морю. Со
стороны Арзамасовки подъем на него крутой, а с западной
стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным лесом. Перевал будет на реке Ли-Фудзин, по которой мы вышли с реки Улахе к заливу Ольги.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой
стороны. По этому ключу
идет тропа на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название.
В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны по всей долине
в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения по берегам реки.
Если
идти вверх по реке, то
в последовательном порядке будут попадаться следующие притоки: с левой
стороны (по течению) — Дунгоу [Дун-гоу-восточная долина.], Канехеза [Гань-хэ-цзы — сухая речка.] и Цимухе.
Путь наш лежал правым берегом Ли-Фудзина. Иногда тропинка отходила
в сторону, углубляясь
в лес настолько, что трудно было ориентироваться и указать, где течет Ли-Фудзин, но совершенно неожиданно мы снова выходили на реку и
шли около береговых обрывов.
Действительно, совершенно свежие отпечатки большой кошачьей лапы отчетливо виднелись на грязной тропинке. Когда мы
шли сюда, следов на дороге не было. Я это отлично помнил, да и Дерсу не мог бы пройти их мимо. Теперь же, когда мы повернули назад и
пошли навстречу отряду, появились следы: они направлялись
в нашу
сторону. Очевидно, зверь все время
шел за нами «по пятам».
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова
пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись на следы тигра. Страшный зверь опять
шел за нами и опять, как и
в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись лицом
в ту
сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом,
в котором я заметил нотки негодования...
От места слияния Ли-Фудзина с Синанцей начинается Фудзин. Горы с левой
стороны состоят из выветрелого туфа и кварцевого порфира. Прилегающая часть долины покрыта лесом, заболоченным и заваленным колодником. Поэтому тропа здесь
идет косогорами
в полгоры, а через 2 км опять спускается
в долину.
На всем протяжении река принимает
в себя с правой
стороны только 2 небольших горных ручья: Тамчасегоу [Да-ма-ча-цзы-гоу — долина, где растет высокая конопля.] и Панчасегоу [Пань-чан-гоу — долина, извилистая, как кишка.]. От места слияния их
идет тропа, проложенная тазовскими охотниками и китайцами-соболевщиками.
Мы
пошли дальше. Через 20 минут я заметил огни, но не около фанз, а
в стороне от них.
Оказалось, что эта тропа увела нас далеко
в сторону. Мы перешли на левую
сторону ручья и
пошли у подножия какой-то сопки.
Отдохнув немного, мы стали спускаться с водораздела. Спуск
в долину Тютихе, как я уже сказал,
идет уступами. По эту
сторону был также хвойный лес, но по качеству несравненно лучше иманского.
После этого он выстрелил из ружья
в воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая береста, и
в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись
в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы
шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя реку, мы вышли на тропинку и по ней возвратились на бивак.
Если смотреть на долину со
стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное
в долине — это сама река.
В 5 км от моря она иссякает и течет под камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда
идет очень стремительно.
С Тютихе на Аохобе можно попасть и другой дорогой. Расстояние между ними всего только 7 км. Тропа начинается от того озерка, где мы с Дерсу стреляли уток. Она
идет по ключику на перевал, высота которого равна 310 м. Редколесье по склонам гор, одиночные старые дубы
в долинах и густые кустарниковые заросли по увалам — обычные для всего побережья. Спуск на Аохобе
в 2 раза длиннее, чем подъем со
стороны Тютихе. Тропа эта продолжается и далее по побережью моря.
Многие охотники рассказывают о том, что они били медведя без всякого страха, и выставляют при этом только комичные
стороны охоты. По рассказу одних, медведь убегает после выстрела; другие говорят, что он становится на задние лапы и
идет навстречу охотнику, и что
в это время
в него можно влепить несколько пуль. Дерсу не соглашался с этим. Слушая такие рассказы, он сердился, плевался, но никогда не вступал
в пререкания.
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели,
в чем дело. Из-за гор, с правой
стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы
пошли к морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.