Неточные совпадения
Утром 8 августа мы оставили Фудзин — это ужасное место. От фанзы Иолайза мы вернулись сначала к горам Сяень-Лаза, а оттуда пошли прямо на север по небольшой речке Поугоу, что в переводе на русский
язык значит «козья долина». Проводить нас немного вызвался 1 пожилой таз. Он все время шел с Дерсу и что-то рассказывал ему вполголоса. Впоследствии я узнал, что они были старые
знакомые и таз собирался тайно переселиться с Фудзина куда-нибудь на побережье моря.
Естественно, что наше появление вызвало среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец. На вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами лица. Наш новый
знакомый был одет заметно лучше других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам на русском
языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
Аггей Никитич, услыхав звуки столь любимого, хотя и не вполне ему
знакомого языка, исполнился восторга и, не удержавшись, воскликнул, обращаясь к молодой даме:
Неточные совпадения
Самгин, больно прижатый к железной решетке сквера, оглушенный этим
знакомым и незнакомым ревом, чувствовал, что он вливается в него волнами, заставляет его звучать колоколом под ударами железного
языка.
Хотелось придумать свои, никем не сказанные слова, но таких слов не находилось, подвертывались на
язык все старые, давно
знакомые.
Наши новые
знакомые по внешнему виду мало чем отличались от уссурийских туземцев. Они показались мне как будто немного ниже ростом и шире в костях. Кроме того, они более подвижны и более экспансивны. Говорили они по-китайски и затем на каком-то наречии, составляющем смесь солонского
языка с гольдским. Одежда их тоже ничем не отличалась от удэгейской, разве только меньше было пестроты и орнаментов.
У Кирсанова было иначе: он немецкому
языку учился по разным книгам с лексиконом, как Лопухов французскому, а по — французски выучился другим манером, по одной книге, без лексикона: евангелие — книга очень
знакомая; вот он достал Новый Завет в женевском переводе, да и прочел его восемь раз; на девятый уже все понимал, — значит, готово.
Говоря о слоге этих сиамских братьев московского журнализма, нельзя не вспомнить Георга Форстера, знаменитого товарища Кука по Сандвическим островам, и Робеспьера — по Конвенту единой и нераздельной республики. Будучи в Вильне профессором ботаники и прислушиваясь к польскому
языку, так богатому согласными, он вспомнил своих
знакомых в Отаити, говорящих почти одними гласными, и заметил: «Если б эти два
языка смешать, какое бы вышло звучное и плавное наречие!»